Полярная звезда — символ Гипербореи, прародины Русских, а счет он действительно оплатил не торгуясь — своей ранней смертью и сломом. Россия для него была, как известно, Мать, Жена, Невеста; Блок погружался в ее древнюю Бездну, в ее снежный вихрь — «довелось Ей (России. —
Во все стороны, как в русских народных сказаниях, — но куда?
Глава третья
«Русская философия»
Несомненно, здесь центральные фигуры (особенно в плане оригинальности и самобытности) — Сковорода, Данилевский, Леонтьев, Бердяев, кроме того, ранние славянофилы (особенно Хомяков). Вообще же русская философия самобытна прежде всего тем, что в определенном ее направлении сама Россия становится в ней «объектом» философии (как, скажем, в немецкой философии — Ничто, Абсолютный Дух и т. д). Такого (в отношении собственной страны) нигде не было. Другим ее оригинальным плодом, как известно, является религиозная философия начала XX века (фактически полубогословие, полуфилософия, с ее идеалом «богочеловечества»). Остановимся именно на познании России, как оно выражено у наших философов. Надо признать, что значение Бердяева здесь достаточно велико, ибо он обладал, видимо, интуицией и философа и писателя.
Совершенно очевидно, что до сих пор наше искусство, особенно литература и музыка, было по уровню гораздо выше нашей философии, и именно в нашей литературе, наиболее философичной в мире, удалось выразить многие аспекты скрыто-потаенной живой русской философии и в художественных образах выразить философию России и русской личности (в ее отношении к себе и к Богу). Такой прорыв (ведь русскую культуру XIX века, например, называли чудом света — как, например, искусство века Перикла в Афинах) в метафизическом плане стал возможен потому, что «образ» многограннее «понятия» («концепции»), и в образе может быть заложено то, что практически почти невыразимо обычным (тем более западным) философским языком. В этом великое метафизическое значение искусства — в том случае, если оно находится на высшем уровне. Кстати, одна из величайших заслуг Бердяева состоит именно в философской расшифровке творчества Достоевского. Другая заслуга Бердяева — его развитие русской идеи, что и интересует нас, естественно, прежде всего. Но он признается: «Для нас самих Россия остается неразгаданной тайной». Такое вырывающееся у многих адептов русскоискательства признание важно потому, что в действительности ничто, что до сих пор существовало духовно в России, не исчерпало ее душу до конца, и потому ее высшая духовность еще должна раскрыться.
Важно и другое точное замечание Бердяева: душа России не покрывается никакими доктринами. Вернее, до сих пор не «покрывалась», но если под «доктринами» понимать нечто, определяемое только рационалистическим умом, то такое в принципе невозможно. Не будем подробно останавливаться на всем известных и очевидных чертах России и русского народа, о которых писал Бердяев (антиномичность, парадоксальность русской истории и души, соединение, казалось бы, несовместимого, общинность, коллективизм, склонность к анархии, пассивность, женственность и государственность, революционный консерватизм, национализм и универсализм, мессианство, тайная свобода, воля и смирение, отсутствие дара «средней культуры», крайности, терпение и бунт, братство и свобода духа, фантастическое духовное опьянение, дионисизм, отталкивание от формы, нигилизм, странничество, скитальчество и в то же время любовь к своей земле, искание Града Божьего и всеобщего спасения, апокалипсичность). Но для дальнейшего изложения особенно важны будут следующие моменты, отмеченные Бердяевым:
1. «В русском народе всегда была исключительная, неведомая народам Запада «отрешенность».
2. Устремление Русской Души в бесконечность (по аналогии с пространством России). С этим связано, видимо, и духовное странничество.
3. Перед Русской Душой нет горизонта, поиск «абсолютной правды» и разрешение «проклятых вопросов» — ее судьба.
4. Наконец, религиозно-философский вывод Бердяева: задача России — в раскрытии внутреннего Христа, Бога внутри человеческой души.
На последнем выводе остановимся непосредственно, ибо совершенно очевидно, что эта «задача» совпадает с известной идеей «богочеловечества», выдвинутой русской религиозно-философской мыслью в начале XX века. Для нас, несомненно, важно само стремление русского человека к «обожению», к раскрытию Бога и Царства Божия внутри, хотя реализация этого — уже, естественно, другой вопрос. Здесь, конечно, нельзя не отметить некоторого разрыва между Церковной практикой с ее «трезвенностью» и осторожным, реалистическим подходом к человеку и такими стремлениями. Ведь сама реализация «богочеловечества» явно не по силам современному человечеству, ибо очевидно, что «богочеловечество» (и обожение, с ним связанное) — это не просто высоконравственное, очищенное человечество, а такое человечество, внутри сознания которого имеется явно проявленный элемент высшего, божественного самосознания, что фактически превращает «человечество» уже в другую, более высшую категорию существ и меняет всю ситуацию — речь уже может идти в конце концов о «новом небе» и «новой земле», о новом космологическом цикле и т. д.
И в самые духовно мощные времена раннего (совсем иного, чем сейчас) христианства обожение рассматривалось как исключительный случай духовного подвига (по благодати), приходе к подлинному сыновству (по отношению к Богу).
Однако не все так безнадежно, как кажется — даже сама мысль, само «стремление» к богочеловечеству имеет непреходящее значение и практические последствия для души человека. Даже малейшая «подвижка» в этом отношении — может иметь судьбоносные и чрезвычайные последствия для человеческой души. Поэтому в начале этой статьи я выделил Сковороду — с его мистическим опытом «внутреннего человека», поиском «самосознания» Христа внутри собственной души (что означает, разумеется, не «метафору», а реальное изменение состояния сознания человека или человечества, иными словами, означает соприкосновение не только с историей жизни Христа и его заветами, но и в какой-то степени с самим самосознанием Христа, или Логоса, с Центром Его бытия). Именно это и имели в виду христианские мистики раннего христианства и средних веков. Поскольку природа у всех Трех Лиц Троицы одна — Божественная, — то метафизически это означает также и «стяжание Святого Духа» — истинной цели христианства.
У Сковороды все это «подано» в виде, гораздо более адекватном внутреннему христианскому опыту, чем у философов начала XX века. Картина русской идеи, данная Бердяевым, тем не менее впечатляет. Ее не
