короткими перебежками оттягиваться к лесу, соединяясь с остальными. Заметив это, залегшие в кустах на берегу реки, фрицы усилили огонь. Их пулемет, на какое то время прижал наших солдат к земле, но вцепившиеся в него ДШК, быстро заткнули немца.
У каждой батареи был свой маршрут отхода, и лишь в глубине леса, на широкой просеке, все должны были собраться в общую колонну.
Соблюдая маскировку и прикрывая друг друга мы оттянулись к лесу, погрузились на броню, и пристроившись за последним орудием первой батареи, скрылись в лесу.
У всех было приподнятое настроение. Сегодня мы воочию увидели всю мощь нашего оружия. Конечно, на боевых стрельбах я видел разрывы наших снарядов, но там стреляло одно орудие и после реальной пристрелки, дальнейшая стрельба велась на «запиши», т. е. по вводным руководителя стрельбы. Сегодняшний бой, когда за пять минут было уничтожено больше ста единиц вражеской техники, — это было НЕЧТО!
Когда колонна дивизиона уже вытянулась на широкой просеке, в воздухе показался самолет-разведчик «Рама», а вскоре появилась восьмерка Ю-87. Вероятно, кто-то из разгромленной колонны сообщил о нападении, и немцы решили уничтожить наглецов, сделавших им такую «каку».
Приказав всем укрыться в БТРе, я через приоткрытый люк продолжил наблюдение.
Привыкшие к полному отсутствию средств ПВО у наших войск, «Юнкерсы» не спеша становились в круг, готовясь к бомбометанию. Снизу за их маневрами чутко следили тонкие стволы четырех «Шилок». Когда ведущий сделал крен, собираясь перейти в пикирование на цель, все четыре ЗСУшки открыли огонь. Вероятно, цели у них были распределены, потому что трассы впились в фюзеляжи сразу четырех самолетов. Висевшие на внешней подвеске бомбы, у одного из них взорвались, превращая бомбардировщик в огненный шар, а за тремя потянулись черные хвосты дыма. Остальные самолеты шарахнулись в стороны, но им не удалось уйти. Последовал еще один залп «Шилок», еще два огненных цветка распустилось в небе, а два самолета чадно дымя, клюнули носом и устремились к земле.
Сообразив, что сейчас на нас посыплются осколки взорвавшихся самолетов, я захлопнул люк. По броне несколько раз сильно ударило и на крышке люка, которую я только что закрыл, появилась приличная вмятина. Увидев ее, Шостаков заметил:
— Вовремя Вы голову убрали, товарищ старший лейтенант!
— Да, а кое-кто, когда я всех загонял внутрь, ворчал, что не даю им посмотреть! Было бы вам сейчас кино, железякой по башке!
Когда от мощных взрывов вздрогнула земля, я успокаивающе сказал:
— Сбитые «Юнкерсы» врезались в землю и взорвались!
Выждав еще немного, я выглянул из люка. Вокруг БТРа валялись мелкие и крупные остатки самолетов, на броне было несколько небольших вмятин и царапин, однако, ни приборы наблюдения, ни пулеметы не пострадали.
Не ушел от расплаты и самолет разведчик. Покончив с «Юнкерсами», ЗСУшки ударили по нему. Конечно, это выглядело не так эффектно, он просто выпустил шлейф дыма из горящих двигателей, упал с лес и взорвался. Удивительно, но никто из летчиков не выпрыгнул с парашютом. Скорее всего, от «Шилок» досталось не только самолетам, но и экипажам.
Дивизион успел пройти уже около пятнадцати километров, несколько раз меняя направление движения, и замаскироваться в лесу, дожидаясь темноты, когда высоко в небе опять загудел самолет-разведчик. Боясь опуститься ниже, он нарезал круги, пытаясь обнаружить тех, кто сегодня так сильно обидел доблестную немецкую армию и знатно пощипал героев «Люфтваффе». Через время, видя, что по нему не стреляют, он опустился ниже, но все его попытки нас обнаружить были тщетны, дивизион растворился в лесу, как кусок сахара в стакане горячего чая.
Часть 6
24 июня. Лейтенант Гелеверя.
Солнце клонилось к закату. День, оказавшийся таким длинным и насыщенным событиями, заканчивался. Часа за два мы должны были добраться до склада, так что имелось время немного подумать о том, что произошло за эти дни и что нас ожидает в будущем. Правда, за весь день у нас во рту не было маковой росинки и очень хотелось есть. Мелькнула мысль, что с таким режимом питания, недолго и язву желудка заработать, однако тут же подумалось, что до язвы нужно еще дожить, а что-то железное в организм, с гораздо худшими последствиями, сейчас можно заработать намного быстрее. Чтобы как-то заглушить голод, я стал грызть сухарь, размачивая его во рту.
Может от голода, а может от усталости и увиденного в карьере, мысли в голове крутились не очень радостные. Нет, я, конечно, понимал, что попытка дивизиона двинуть на восток, как только стало понятно, где и в каком времени мы находимся, скорее всего, окончилась бы полным провалом. После первого же боя, оставшуюся без снарядов и горючего технику, пришлось бы бросить, так как даже взорвать ее было бы нечем. Так же я понимал, что нам просто сказочно повезло, мы наткнулись на склады с оружием, топливом и нашли боеприпасы к орудиям. Понятно было, для чего Абросимов приказал освободить пленных. С пехотой должна воевать, в первую очередь, пехота! Малочисленные взводы управления не смогут надежно защитить самоходки при столкновении с большим количеством немецкой пехоты. Ведь достаточно десятка фрицев, просочившихся в тыл, чтобы гранатами вывести из строя наши самоходки. Но сейчас, я бы, собрав все силы в кулак и загрузившись по максимуму горючим и боеприпасами, попытался двинуть к своим, направив вперед конную разведку и пехоту. При столкновении с противником, огнем орудий дивизиона расчищать дорогу и опять двигаться вперед. Поразмыслив, я понял, что у этого плана тоже есть свои слабые места. Помимо угрозы столкнуться в прифронтовой полосе с немецкой ударной группировкой, с весьма печальными для дивизиона последствиями, нужно было учитывать еще один неприятный аспект. Из документов и мемуаров было видно, что в этот период управление войсками было практически потеряно. Из-за отсутствия надежной связи, штабы не знали, где находятся войска, которые, в свою очередь не знали, где находятся штабы. Посыльные с донесениями и приказами катастрофически опаздывали. Короче, выбравшись из окружения, тут же можно было оказаться опять в окружении. Наступающие части немцев пытались остановить любой ценой, забыв о какой либо тактике и не жалея техники и людей. Подходящие подкрепления тупо бросали в бой, разбивая их о бронированные лбы немецких штурмовых колонн. Поэтому никто не мог дать гарантию, что, выйдя в расположение своих войск, дивизион не был бы брошен затыкать очередной прорыв немцев. А попытка доказать необходимость немедленной эвакуации в тыл — расценивалась бы как дезертирство, со всеми вытекающими последствиями. Результат опять тот же — брошенная или разбитая техника, попавшая в руки врага.
Хотя, как инженер, я прекрасно понимал, что развитие техники определяется не только полученными образцами, но и во многом, знанием технологий. Например, получив в руки транзисторный приемник, нельзя ожидать, что при технологиях начала сороковых годов, возможно быстрое налаживание производства этих приемников или хотя бы самих транзисторов. Отсутствие необходимых технологий не позволит этого сделать, хотя направление движения мысли будет получено. Конечно, кое-что из легкого вооружения и некоторые инженерные решения можно было использовать и сейчас, поэтому дарить все это немцам, как-то не хотелось!
Решение задачи, по успешному выходу дивизиона к своим, кроме обеспечения самого выхода, должно гарантировать немедленную эвакуацию техники в тыл. Но для этого необходимо подключать очень больших начальников! Одним из возможных вариантов было решение отправить к нашим часть собранной пехоты с батареей Гаранина. С ними можно было передать образцы нашей техники, например радиостанцию Р-108, ее проще уничтожить, если возникнет угроза захвата немцами. Командир этого отряда, по выходу в расположение наших войск, должен был добиться встречи с командирами уровня начальника разведки армии или его заместителями, так как время принятия решения и сроки организации коридора для успешного вывода и отправки дивизиона в тыл, должны быть минимальными. Сама отправка — желательно литерным железнодорожным эшелоном. Связь и согласование времени и места выхода, могла осуществляться по радио. Для шифрования радиограмм можно было использовать, например, книгу 'Правила стрельбы и управления огнем наземной артиллерии', которые были в полевых сумках у каждого офицера дивизиона. Одна из таких книг должна быть передана с посылаемым отрядом. Для шифрования использовался очень простой способ. В четырехзначной группе, первые две цифры — номер строки на странице, последние — номер буквы в строке. В первой и последней группах — номер страницы, по которой ведется шифрование. Однако, не смотря на эту простоту, он обеспечивал очень высокую надежность, так как каждая радиограмма шифровалась по новой странице, что исключало повторение соответствия: буква — цифровая группа. Развитие событий по этому сценарию, при удачном раскладе, позволило бы нам с минимальными потерями прорваться к своим, сохранить технику и оставить немцев с носом.
Наше сегодняшнее нападение на колонну, делало и этот вариант практически невозможным. Обозленные немцы возьмутся за нас очень плотно и не сегодня, так завтра. Чтобы избежать окружения и разгрома, дивизиону придется, как 'солёному зайцу', мотаться по лесам, тратя драгоценное горючее и теряя найденные склады. Как говорится, 'Куда ни кинь, всюду клин'. Все это мне очень и очень не нравилось, и я не мог понять логику Абросимова при принятии такого решения.
По приезду на склад, я решил обсудить эту тему со своим комбатом Котовым. Послужив немного под его началом и сравнив с другими командирами батарей, я понял, как мне повезло попасть именно к нему. Офицер в третьем поколении, его дед и отец тоже были офицерами, он ничуть не походил на «Сапога» — 'ширинком к выходу'. Его энциклопедические знания, причем не вершки, как можно было бы предположить, позволяли разговаривать с ним, практически на любую тему, от оружия до музыки.
Естественно, большая часть его интересов была связана с артиллерией, причем не только современной. На занятиях, он часто делал исторические экскурсы, показывая, как развивалась сама артиллерия и методы ее боевого применения. Будучи от природы отличным педагогом, он умел построить весь процесс так, что нам казалось, будто именно мы сами додумались, до какого ни будь интересного метода.
Щедро он делился с нами тонкостями выполнения таких задач, как создание и перенос огня от репера, позволявшем без предварительной пристрелки надежно поражать нужные цели, или о сложном, поэтому мало применяемом методе стрельбы на рикошетах, очень эффективным при стрельбе по укрытой в окопах пехоте. По нашим должностям, такие задачи для нас не были обязательными, но, будучи большим профессионалом, он старался приблизить нас, насколько это возможно, к своему уровню, а не махнуть рукой, мол «пиджаки», что с них взять!
Пока я так предавался размышлениям, наша колонна добралась до склада. Проезжая по его территории, я увидел семь больших немецких грузовиков, и обратил внимание, что у всех на дверках кабин были пулевые пробоины. В два грузовика солдаты грузили оружие и боеприпасы. Ближе ко вторым воротам стояло еще четыре грузовика, но не бортовые, а с большими фургонами, типа наших КУНГов.
Значит, Котов тоже вернулся с добычей!
Найдя Котова, я доложился ему. Выслушав, он сказал:
— Потери есть?
— Нет, все живы.
— Очень хорошо, тогда переодевайтесь, корми своих людей, сам поешь, а потом все подробно расскажешь. Есть то наверняка хотите?
— Как стая зимних волков! Попадется слон, обглодаем до косточек!
— Ну, слона не обещаю, а каши пока вдоволь.
Мы переоделись, поели, оставив Сорочана за старшего, и взяв с собой Голубева, я отправился к Котову.
Он сидел под навесом из брезента, за столом, сложенным из пустых ящиков. Из таких же ящиков вдоль стола были сделаны скамейки. На столе лежала развернутая карта, с краю стояла тихо шипящая рация.
Увидев меня, Котов улыбнулся и спросил:
— Наелись, за слонами гоняться не будете?
