лимузины, чернокожие аборигены, сливаясь с мраком обнаженными руками и ногами, высыпали на тротуары, радуясь ночной прохладе и возможностью выбраться из-под ледяных струй кондиционеров. Здесь же, на севере, ночью города спали, и только редкие грузовики и патрульные полицейские машины разрезали серую снежно-слякотную темноту улиц и переулков тусклым светом фар.
Так шло всегда – но не сегодня. Нынешней ночью страна не спала. Страсти бурлили в тесных квартирах панельных многоэтажек, просторных ветхих комнатах особняков дореволюционной постройки и в комнатах деревянных бараков. Телевизоры тихо шипели в углах статикой бессмысленных помех прерванного вещания, и горячечный шепот – только бы не услышали соседи – вторил шорохам эфира.
Страна не спала. И темные улицы северных городов замерли в натянутом ожидании, медленно пробуждаясь к жизни в неурочное время зимней воскресной ночи. То и дело тут и там хлопали двери квартир и подъездов, скрипели деревянные ступеньки и доски тротуаров, комариными голосами начинали петь гравиэмиттеры личных и казенных автомашин. Столица, взбудораженная выстрелами разрядников и пулеметными очередями, пробуждалась быстрее прочих, но и остальные города ненамного от нее отставали. Сначала редкие, потом все более и более частые человеческие фигуры возникали на улицах, пробираясь к центральным площадям и резиденциям наместников Нарпреда. Фигуры сбивались в группы, группы – в толпы, заполонявшие площади и скверы. Спешно поднятые по тревоге полицейские, а потом и части внутренних войск УОД растерянно жались неподалеку. Они не получали сверху никаких команд и не понимали, что им делать – то ли разгонять людей, то ли, наоборот, охранять от гипотетических мятежников. В конце концов в тех регионах, где наместники Нарпреда открыто встали на сторону Кислицына, полиция даже организовала подобие оцепления вокруг площадей «с целью предотвращения провокаций», причем их разрядники оказались направлены отнюдь не на толпу.
Входящие в ЧКК заговорщики допустили серьезные ошибки. Устранение непокорного Народного Председателя готовилось давно, но они не планировали устраивать явный мятеж с трансляциями по телевидению и подавлением открытого вооруженного сопротивления. Переворот должен был состояться тихо, в кулуарах, а использованные Генштабом мятежные части всего лишь предполагались к патрулированию столичных улиц в первые дни после него. Даже планы по блокированию столицы создавались буквально на коленке в течение пары часов после первого телевизионного выступления Нарпреда. Для полноценного военного переворота лояльных сил у ЧКК катастрофически не хватало, и вся надежда Комитета сейчас заключалась только в том, что армия останется в бездействии.
Армия действительно оставалась в бездействии. Четвертая танковая дивизия, стоящая в восьмидесяти километрах от Моколы, оказалась единственным исключением. Не понимающие, что происходит, командующие военными округами сочли за благо проигнорировать как выступления Народного Председателя, так и доставленные правительственной связью депеши ЧКК и невнятные приказы Генштаба, сводящиеся к требованию обеспечить покой и порядок на своей территории. Ни одна воинская часть, кроме Четвертой танковой, не покинула свои казармы, хотя некоторые и подняли личный состав по тревоге.
Под крышкой внешнего покоя ночи и мрачного зимнего утра страна кипела сдерживаемыми – пока еще – страстями. Котел давно перегрелся, и предохранительный клапан, который всего на полдня успел открыть Народный Председатель, снова оказался завернут действиями ЧКК. И давление в котле нарастало со все увеличивающейся скоростью.
Одинокий разряд с шипением хлестнул по стальной окантовке бывших стеклянных дверей. Полетели искры. Безобразов, резко отдернул голову и выругался сквозь зубы.
— Приборы ночного видения у них наверняка есть, — сообщил он Олегу. — Я сразу заподозрил, когда они прожекторы пригасили. Я думал прорваться в темноте, расстреляв подсветку, но не получится. И в темноте перещелкают, как сидячих.
Полковник сплюнул на покрытый плиткой пол вестибюля.
— Кретин! — с чувством произнес он. — На кой хрен я к машинам ломанулся? Следовало с самого начала через окна первого этажа уходить, с противоположной стороны здания. Могли убраться дворами незамеченными. А сейчас уже и там все закрыто. Шеф, если выберемся отсюда живыми, увольте меня в отставку без пенсии. Заслужил…
— Не нервничайте, Жоэль Иванович, — спокойно произнес Олег. Он удивился тому, как твердо звучит его голос на фоне собравшихся в тяжелый комок внутренностей. — Они же не нападают. Значит, боятся.
— Они не боятся, — качнул головой полковник. — Они заперли нас здесь и ждут рассвета. Судя по всему, их не так много. Они не знают, сколько нас здесь, и не рискуют лезть в темноте. Даже с учетом их приборов ночного видения у нас останется преимущество. Вот дождутся утра, подтянут подкрепления и войдут. Б…дь, хоть подземный ход под площадью начинай копать!
Наступила напряженная тишина. Олег откинулся на спинку неудобного стула в дальнем углу караулки и задумался, глядя сквозь дверной проем на ползающие по стене вестибюля красные точки целеуказателей. Что может замышлять ЧКК в его отношении? Прилюдно или тайно расстрелять за преступления против Ростании? Вряд ли. Еще ни один Народный Председатель не завершал свой срок подобным образом, и вряд ли они захотят создавать прецедент. В конце концов, кто-то из них метит на его место. Нет, если они возьмут его живым, то расстреливать точно не станут. Скорее, отставка и тайное пожизненное заключение в каком-нибудь отдаленном месте. И, как вариант, быстродействующий яд в пище пару лет спустя. Может, сдаться и посмотреть, как станут развиваться события?
Нет. Сдаваться он не намерен. Лучше сдохнуть, чем признать таким образом свое поражение. В крайнем случае он возьмет у Безобразова разрядник и выскочит на площадь, паля во все стороны. Тогда его пристрелят осаждающие, а лет через пятьдесят ему, глядишь, поставят памятник. Да, серьезное утешение… Он беззвучно хмыкнул. Нет, так не годится. Геройски погибнуть он всегда успеет. И, кстати, совершенно незачем тащить за собой на тот свет ребят из охраны. Что же делать, а? Все-таки какой глупостью оказался прорыв на телестудию! После выступления прошло уже полтора часа, а на площади не появилось ни одного человека. Впрочем, ты дважды идиот. Кто пустит гражданских на оцепленную площадь?
— Здесь есть подвал, — подал голос давешний техник. Он сбежал по лестнице, когда телохранители Олега, отстреливаясь от осаждавших на площади, рассыпались по всему вестибюлю, и его сразу зацепило случайным разрядом. Только что он в полузабытье лежал на полу караулки, оперевшись о стену, чтобы не наваливаться на обожженный бок и левое предплечье, едва прикрытые обуглившимися лоскутами одежды. Из вздувшихся на коже волдырей сочилась сукровица. Сейчас он открыл большие блестящие глаза и в упор смотрел на Народного Председателя, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить ожоги.
— Здесь есть подвал, — повторил он. — Надо туда…
— Знаю, — сквозь зубы откликнулся Безобразов. — А толку-то? Оттуда нет других выходов.
— Есть… — слабо произнес техник и бессильно прикрыл глаза. Олег попытался вспомнить, как его зовут. Кац… Кац… как имя? Склеротик хренов, ведь обещал не забыть! Кац… Иосиф? Нет, Йозеф.
Безобразов встрепенулся, как почуявший кровь волкодав. В полтора шага он пересек караулку и склонился над парнем.
— Где выход? — быстро спросил он. — Где?
Техник со свистом втянул воздух и снова приоткрыл глаза.
— Подвал… центральный коридор… — прошептал он, мелко и часто дыша. — Предпоследняя дверь слева… Комната… Стеллажи с барахлом… у дальней стенки… Стальная дверь за ними… Говорят, там выход… куда-то в технические каналы… Дверь в комнату всегда закрыта… ключ у коменданта здания. Видел… мельком… ребята говорили, что… вентиляция… ходы…
Он с хрипом втянул воздух и обмяк. Глаза закатились, показав белки.
— Что ж ты раньше молчал! — с чувством сказал Безобразов. Он ухватил рацию и поднес ее ко рту:
— Соколы, здесь Ястреб. Сменить канал. Счетчик семь.
Поднеся рацию близко к глазам, он быстро набрал на маленькой клавиатуре код и снова приблизил ее ко рту.
— Соколы, подтвердить прием, — проговорил он.
— Первый на связи… второй… третий… четвертый… — донеслось из динамика.
