пытались завести ребенка, однако постоянно возникали сложности. У Луисы было три выкидыша, доктора утверждали, что забеременеть она больше не сможет. Когда на свет появилась Мануэла, это восприняли как чудо. Они обожали маленькую дочку.
Мануэла характером была в отца, спокойная, рассудительная. К Максу она относилась настороженно, но виду не подавала. Была с ним неизменно вежлива, в лицо называла «дядя Макс», а за глаза «Макс» или «он». Макс слушал и улыбался.
– Когда от них потребовали выкуп, они сразу позвонили мне, – продолжил он. – Я сказал, идите к копам, они ответили: похитители предупредили, что девочка умрет, если они обратятся в полицию. Обычное дерьмо, какое показывают в кино и по телевизору. Никогда не нужно доверять похитителям детей, и то, что они предупреждают не обращаться к копам, ничего не значит. В девяти случаях из десяти жизнь ребенка все равно под угрозой. Я сообщил об этом Ричарду, но он по-прежнему хотел играть по их правилам. Попросил меня стать посредником. Я должен был оставить выкуп в условленном месте и ждать звонка похитителей, когда они объяснят, где найти Мануэлу. Положил конверт с деньгами рядом с кабиной телефона-автомата в Орландо. Его подобрал какой-то парень на мотоцикле. Меня он не видел. Я прятался на противоположной стороне улицы. Мне удалось записать номер мотоцикла. Они так и не позвонили. Я передал описание мотоцикла и приметы парня своему другу, с которым раньше работал в полиции. Парня быстро вычислили. Это был один из служащих Ричарда. Я вытянул из парня всю нужную информацию, а затем сдал в полицию. Он заявил, что Мануэлу держат в одном доме, в Орландо. Я поехал туда, но ничего не нашел. Она пропала.
Макс видел, как Франческа Карвер сжимает салфетку под столом. Отпускает и опять стискивает изо всей силы.
– Парень, который забирал выкуп, назвал мне имена сообщников. Их было трое, два парня и девушка. Чернокожие. Все имели приводы в полицию. Девушка сбежала из дома, стала проституткой. Один из парней являлся кузеном главаря местной банды.
Вошли горничные, унесли тарелки, наполнили бокалы водой и соком. Аллейн и Густав слушали с напряженным вниманием. Ловили каждое слово Макса. Франческа сидела отвернувшись. Жилка на ее виске пульсировала.
– Объявили розыск, вначале по штату, потом федеральный. Подключилось ФБР. Мануэлу и похитителей искали шесть месяцев и не нашли. Я тоже искал. Ричард предложил мне миллион долларов, но я делал это бесплатно.
Макс отчетливо помнил поиски. Как он мерил бесконечные мили по бесконечным шоссе, дни и недели, проведенные в пути, во взятых напрокат автомобилях, у каждого своя неисправность – нет кондиционера, нет обогрева, не работает указатель левого поворота, плохо переключаются скорости, нет приемника, есть, но работает слишком громко, кабина пропахла фастфудом. Номера в мотелях, рейсы в самолетах туда-сюда, усталость, стимуляторы, запитые кружкой кофе, звонки домой, звонки Гарсиа, ощущение безысходности.
– За годы работы я навидался всякого. Порой люди совершают такие поступки, что невозможно даже вообразить. Но я всегда был вроде как в порядке. Это являлось частью расследования. Мне удавалось забывать увиденное, не думать о нем. Иначе я бы не сумел жить. Но оказывается совсем другое дело, когда это касается лично тебя. Ты больше не профессионал. Думаешь об этом день и ночь. Постоянно вместе с ее родителями. Знаете, детективов учат сообщать родственникам плохие новости. Это не так просто. Меня учили профессиональные психологи и преподаватели актерского мастерства из Голливуда. Я считался лучшим в нашей группе. Знал, как утешить, как подойти, что сказать. Тогда я пробовал применить все это к себе. Не получалось. В конце концов я нашел Мануэлу Гарсиа, почти через год после похищения. В Нью- Йорке. Она была мертва уже шесть или семь месяцев. Над ней надругались. Ужасно. – Макс замолчал, не желая вдаваться в детали.
Горничные принесли основное блюдо. Гаитянское грильо – нарезанную кубиками свинину, поджаренную с чесноком, перцем и чили, сдобренную лимонной приправой, обложенную кусочками поджаренного золотисто-коричневого банана, а также фасолью и рисом с местными грибами дион-дион. Отдельно подали салат из помидоров.
Макс подумал, что, вероятно, Карверы вообще не едят местную пищу, а это приготовили специально для него, ради экзотики. Они положили себе в тарелки по чуть-чуть, но он решил не обращать внимания и набросился на еду.
Что ел Густав, он не видел. Аллейн тыкал в тарелку вилкой. Франческа порезала кубик свинины на маленькие частицы, развернула на тарелке веером и внимательно рассматривала, как гадалка карты.
Макс старался жевать медленно, не спеша, но это не удавалось. Он проголодался, а еда была вкусной. Первая по-настоящему вкусная еда за восемь лет.
Разговор возобновился, когда тарелка Макса опустела. Густав подождал, пока он допьет воду, и спросил:
– И что было дальше, Макс?
– Знаете, существует целая армия психоаналитиков, которые специализируются на изучении сознания преступников. Они исследуют его и анализируют, почему он совершал подобные мерзости. Также есть изворотливые адвокаты по уголовным делам, защитнички, являющиеся на суд, чтобы объяснить: мол, такой-то спятивший сукин сын совершил то-то и то-то, поскольку с ним жестоко обращались в детстве, а его родители тоже были сучьи дети. Я на такое дерьмо не покупаюсь. Никогда не покупался. Считаю, что большинство людей умеют отличить добро от зла, и если вы столкнулись в детстве со злом, то, будучи взрослым, станете искать добра. Но для большинства американцев сеансы у психоаналитика – это вроде как исповедь, а сами они как священники. Вместо того, чтобы читать «Аве Мария», они винят своих родителей.
Густав Карвер рассмеялся и зааплодировал. Аллейн натянуто улыбнулся. Франческа принялась терзать салфетку.
– Я знал, эти подонки не получат то, что им полагается. В Нью-Йорке нет смертной казни. Они разыграют карту тяжелого детства и победят. Двое из них были наркоманы, а это смягчающее обстоятельство. Они начнут все сваливать на главаря, который работал у Ричарда. Он старше, это организовал и так далее. Тем временем о том, что случилось с Мануэлой, преспокойно забудут. Суд станет заниматься их судьбой. Пресса и телевидение начнут следить за процессом и в репортажах показывать обществу, как тяжело живется юным афроамериканцам. Они получат от пятнадцати до двадцати лет. В тюрьме их, конечно, опустят, изнасилуют. Ребята подхватят СПИД. Вероятно. Но это ничего не меняет. Ведь Мануэлы нет и не будет, а они останутся жить, пусть пустой и гнилой жизнью, но жить. Мне удалось добраться до девицы. Это трудно не было. Она работала – принимала клиентов за героин. Девица привела меня к тем двоим. Они залегли на дно в Гарлеме. Думали, что я коп. Сразу признались, выложили все до последней дерьмовой детали. Я выслушал, окончательно убедился, что это они… и перестрелял их.
– Прямо вот так? – спросил Аллейн. Его голос подрагивал от ужаса.
– Да, прямо вот так.
Впервые Макс подробно рассказал об этом деле. Ему не нужно было никакого сочувствия и понимания. Он просто желал облегчить душу.
Густав приветливо улыбался. В его глазах горел огонек. Было видно, что он тронут и одновременно воодушевлен рассказом.
– Но вас в конце концов признали виновным лишь в непредумышленном убийстве, и приговор оказался очень мягким. Значит, та же система, которую вы критиковали, позаботилась и о вас.
– У меня был хороший адвокат, – произнес Макс – и замечательный психоаналитик.
Густав рассмеялся. Аллейн тоже.
– Бра-во! – рявкнул Густав.
Аллейн одобрительно кивнул.
Макс был смущен и начал жалеть, что поведал им правду, а не накормил ложью, как копов, адвоката и судью, о том, что был вынужден защищаться. Отец и сын Карверы вели себя не лучше, чем эти фанатики-линчеватели, которые писали ему в тюрьму.
Веселье оборвала Франческа.
– Я знала! – выкрикнула она, зло сощурившись на Макса. – Чарли тут ни при чем.
