богато украшенные. Их создатели наверняка не отличались фолкнеровской претенциозностью и честолюбием, но сырье они брали то же самое, и такие антроподермические переплеты коллекционеры определенного направления ищут и находят.
— Антроподермические?
— Переплеты, сделанные из человеческой кожи, — сухо пояснил Неддо. — В Библиотеке Конгресса хранится экземпляр «Скрутиниум Скриптуарум», изданный в Страсбурге до 1470 года. Эту книгу подарил библиотеке некий доктор Воллбехр, который заметил, что деревянные крышки переплета книги уже в девятнадцатом столетии были обтянуты человеческой кожей. Утверждается также, что принадлежащий Библиотеке юридической литературы Гарварда второй том
Но за этим внешним сочувствием я сумел разглядеть булькающее кипение его нездорового интереса и понял, что если бы он мог себе позволить, то расспросил бы меня обо всем: о книге, Фолкнере, подробностях дела. Такого шанса ему больше никогда не представится, и его огорчение было почти осязаемо.
— На чем я остановился? Ах да, кости как декоративное украшение... — И Неддо начал говорить, а я внимательно слушал и запоминал.
— Во времена Средневековья слово «церковь» относилось не просто к самому зданию, но и к земле, на которой оно стояло, в том числе и к «chimiter», или «cemetery», — «кладбищу». Процессии и службы иногда проводились в пределах внутреннего двора, или «атриума», церкви, и точно так же, когда дело заходило о размещении тел умерших, покойников иногда хоронили в пределах самого основного здания, в стенах и даже под водосточными трубами, или «sub stillicidio», как это тогда называлось, поскольку дождевая вода признавалась за приобретшую святость самой церкви, если стекала по крыше и стенам церкви. «Cemetery» — кладбище — обычно означало внешнюю часть церкви, называвшуюся «атриум» на латыни или «aitre» по-французски. Но у французов имелось и другое значение «aitre»: «charnier» — склеп. Оно появилось для обозначения специфической части кладбища, а именно, крытой галереи вдоль церковного двора, в которой и размещались склепы.
Таким образом, как Неддо объяснил, кладбище в Средневековье имело четыре стороны, одну из которых образовывало непосредственно здание церкви, три оставшиеся стены украшались галереями или портиками, сильно напоминавшими крытые аркады монастырей (их монахи тоже использовали для захоронения умерших братьев), в которые укладывались тела покойных. Как только черепа и конечности мертвых высыхали, их размещали над портиками, часто создавая художественные композиции. Большая часть костей поступала из огромных общих могил для бедных в центре атриума. Для таких общих могил ямы рыли неглубокие и неширокие, максимум тридцать футов глубины и пятнадцать или двадцать футов в ширину, нечто вроде канавы. Мертвых укладывали туда зашитыми в саван (иногда до пятисот тел в одну яму) и прикрывали тонким слоем земли. Останки эти становились легкой добычей для волков и кладбищенских грабителей, которые снабжали анатомов. В таких условиях тела разлагались очень быстро, и о некоторых общих могилах поговаривали, что они могли поглотить тело всего за девять дней. Это воспринималось как чудо. Когда одна канава заполнялась доверху, другая, более ранняя, открывалась и освобождалась от костей, которые потом и употребляли на украшение склепов.
Даже останки богатых шли в дело, хотя первоначально богачей хоронили в самом здании церкви, традиционно предавая земле под каменными плитами пола. Вплоть до семнадцатого века большинство смертных придавали мало значения тому, где конкретно будут покоиться их кости, до тех пор пока они оставались в пределах церкви в первоначальном смысле этого слова. Так что обычным делом было видеть человеческие останки в галереях склепов, или в крытых галереях, или у ступенек лестницы, ведущей в само здание церкви, даже в маленьких часовнях, специально предназначенных для этих целей.
— Церкви и склепы, украшенные подобным образом, — явление совершенно обычное для Средневековья, — заключил Неддо, — но самым ярким примером подобного отношения, и все-таки очень специфичным, я думаю, является монастырь Седлец в Чешской Республике.
Пока Неддо говорил, его пальцы осторожно скользили по обводам черепа. Затем он просунул руку в отверстие снизу, чтобы ощупать все впадины изнутри. Как я заметил, он все больше напрягался и даже украдкой бросил взгляд на меня, но я притворился, будто ничего не замечаю. Я взял в руки серебряный скальпель с костяной ручкой и сделал вид, что внимательно рассматриваю этот скальпель, а в отражении в лезвии наблюдал, как Неддо перевернул череп вверх тормашками и направил свет на его внутреннюю поверхность. Когда внимание антиквара было полностью поглощено этим процессом, я резко отодвинул в сторону гардины в задней части кабинета.
— Вам пора уходить, — услышал я его слова, сказанные изменившимся голосом. Интерес и любопытство сменились тревогой.
Дверь за гардиной была закрыта, но не заперта. Я открыл ее. За спиной я услышал, как Неддо прикрикнул на меня, но было слишком поздно: я уже стоял внутри.
Каморка оказалась крошечной, переделанной из туалетной комнаты, и освещалась парой красных ламп, вмонтированных в стену. Четыре черепа аккуратно лежали около раковины, от которой сильно и едко пахло каким-то чистящим средством. На полках по всему периметру комнатушки лежали множество костей, рассортированных по размерам и форме. Я увидел всякие части тел в растворах в стеклянной посуде: руки, ноги, легкие, сердце. Семь флаконов какой-то желтоватой жидкости выстроились в небольшом стеклянном шкафчике, очевидно специально сделанном на заказ. В каждом плавал человеческий зародыш на разных стадиях развития, в последней фляге плод показался мне полностью сформированным.
В другом месте имелись рамки для картин, сделанные из бедерных костей; множество флейт различных размеров из полых костей; даже кресло из человеческих останков с красной бархатной подушкой в центре, напоминающей кусок сырого мяса. Я увидел подсвечники, кресты и странный череп, у которого от какой-то чудовищной болезни на лбу образовались костяные наросты, напоминающие цветную капусту.
— Вы должны уйти, — настаивал Неддо. Его охватила паника. Только вот от чего? Запаниковал, испугавшись моего вторжения на этот склад странных предметов или той гравировки, которую нащупал внутри черепа? — Вам не следует здесь находиться. И мне больше нечего вам сообщить.
— Да вы вообще мне ничего не рассказали, — возмутился я.
— Идите утром в музей. Отнесите все в полицию, если желаете, но я не могу больше заниматься вашим вопросом.
Я взял один из черепов, лежавших около раковины.
— Положите на место, — рассердился Неддо.
Я повертел череп в руке. В низу черепа, совсем близко от того места, где позвоночник когда-то соединялся с ним, виднелось аккуратное круглое отверстие. У других черепов отверстие располагалось на том же месте. Никаких сомнений — все владельцы черепов были расстреляны.
— О, вы должны преуспевать каждый раз, когда возобновляют постановку «Гамлета», — сказал я, поднимая череп на раскрытой ладони. — Увы, бедный Йорик. Ты все шутишь, но мы-то ведь совсем не понимаем по-китайски. Китай, не так ли? Именно оттуда вам поставляют эти черепа, правда? На свете не
