— Он ничего не скажет. Ему лучше молчать.
— Я не об этом.
— Послушай, — возмутился Луис, — я же не прошу тебя заниматься всем этим. Я с самого начала ни о чем тебя не просил.
Я подождал, не скажет ли он еще чего. Но он молчал.
— Ты закончил?
— Да. — Он примирительно поднял правую руку. — Прости, не хотел.
— Не за что извиняться. Я прошу одного: если ты кого-то подстрелил, всего лишь скажи мне об этом. Мне бы хотелось иметь алиби на этот случай. Особенно если, как в этот раз, у меня оно действительно было.
— Люди, убившие Алису, узнают, что этот сутенер проболтался, — сказал Луис. — Считай, что он уже мертв.
— Что ж, когда они придут, убежать ему точно не удастся.
— И что теперь?
Я рассказал ему о том, как умерла подруга Алисы, Серета, и о теле, найденном с нею в ее машине.
— Он не был застрелен в машине. Мэкки сказал мне, что копы нашли следы крови из номера до двери машины. Этот парень подошел к машине, потом сел на место водителя, дверь оставил распахнутой. И все время был еще жив, даже когда начал гореть.
— А если кто-то держал его под прицелом?
— Тогда это должен был быть пулемет какой-то. Но, послушай, все равно получить пулю в лоб намного спокойнее, чем заживо сгореть. Плюс он был не из числа постояльцев. Они все наперечет, и все убиты.
— Какой-то клиент Сереты?
— Тогда почему он не оставил никаких следов в ее номере? Даже если и так, что он делал у номера мексиканца, когда получил выстрел через дверь?
— Выходит, один из убийц?
— Выходит, так оно и есть. Он убивает, его подстреливают, он ранен, но его с собой не берут, сообщники оставляют его в машине и поджигают вместе с Серетой.
— И он не возражает.
— Он даже не встает с места.
— Итак, кто-то выяснил, где Серета, и следил за ней.
— И убил ее.
Он пытался соединить отрывочные сведения.
— Это Алиса сказала им.
— Возможно. Если и она, то они ее заставили.
Он снова задумался.
— Мне трудно об этом говорить, но на месте Сереты я не сказал бы Алисе больше положенного. Возможно, какие-то общие сведения, безопасный телефон для связи, но не больше. Тогда даже Алиса не вывела бы их на подругу, поскольку и сама мало знала.
— Итак, кто-то там выследил ее, владея информацией, полученной здесь убийцами Алисы.
— И получается, что кто-то там знает кого-то здесь.
— Гарсия мог служить связующим звеном. Учитывая, как близко «Спайхоул» расположен к мексиканской границе, мексиканские контакты будут иметь смысл. Надо этим заняться.
Надеюсь, ты не придумал все это, чтобы выманить меня прочь из города и проводить в жизнь э-э... более дипломатичную линию в расспросах?
— Ты слишком высокого мнения о моих умственных возможностях. Я до этого даже не додумался.
— Я судил не о твоем уме, а о твоей изворотливости. Ты ведь пройдоха.
— Как я уже сказал, у кого-то там может быть информация, которая нам пригодится. Кто бы это ни был, он или она легко ею с нами поделятся. На твоем месте я бы подумал, какие меры воздействия можно применить, и подумал бы уже здесь. Я всего лишь хочу сфокусировать твой гнев на конкретной цели.
Луис прицелился в меня ложкой, изобразив на лице некое подобие улыбки.
— Ты слишком много времени проводишь в постели с психологом.
— В последнее время не слишком много, но благодарен тебе за идею.
По правде говоря, Луис был прав: я хотел, чтобы он уехал на пару дней. Это дало бы мне возможность не зависеть от него в своих действиях. Я боялся, что, если я дам ему слишком много информации, он возьмет все на себя и попытается сам заставить говорить тех, кто был так или иначе причастен к этому делу. Я же хотел начать с залогового поручителя. Потом мне следовало поговорить с теми, кто сдал Гарсии в аренду апартаменты на складе. И еще я хотел разыскать того агента ФБР, Босворта. «В конце концов, — посчитал я, — натравить на них Луиса можно и позже».
Я вернулся в гостиницу с дополнительным грузом для своего дорожного сундука. Прежде чем Эйнджел покинул склад, я успел отдать ему скульптуру из костей, и теперь Луис вернул ее мне. Если полицейские узнают, что я утаил это вещественное доказательство, меня ждут серьезные неприятности, но скульптура давала мне возможность подобраться к Неддо. К тому же у меня возникло ощущение, что благодаря этому странному произведению искусства другие двери откроются мне. Рассчитывать, что фотографии или рисунки возымеют такой же эффект, было глупо.
Эйнджел и Луис улетели в Тусон тем же вечером через Хьюстон. В это время Уолтер вернулся ко мне с конкретной информацией: склад являлся частью наследства, по которому велась некая бесконечная тяжба, и единственным контактом, выявленным полицейскими, оказался некий адвокат Дэвид Секула, контора которого располагалась на Риверсайд-драйв.
Номер телефона на растяжке на здании склада направлял заинтересованных лиц к автоматической службе сервиса компании «Амбассад риэлити» по обслуживанию недвижимости, только вот эта самая «Амбассад риэлити» уже три года не подавала налоговой декларации. Вроде бы умер ее исполнительный директор, и компания ушла с рынка. Я записал адрес Секулы и номер его телефона: позвоню ему утром, когда буду в полной боевой готовности. И начну разговор на свежую голову.
Я оставил три сообщения на автоответчике Тагера, залогового поручителя, но он не отвечал на мои звонки. Его офис был где-то в Бронксе, рядом со стадионом «Янки». Тагер также стоял в списке на завтра. Кто-то попросил его отправить залог по почте для Алисы. Если я выясню, кто этот человек, приближусь на шаг к решению задачи: вычислить того, кто решил ее убить.
В тот момент, когда Эйнджел с Луисом направились в сторону терминала «Дельта» в аэропорту имени Джона Кеннеди, человек, способный ответить на некоторые неотложные мои вопросы, прошел через паспортный контроль, забрал свой багаж и вышел в зал прибытия.
Этот священник прибыл в Нью-Йорк на рейсе «Бритиш Эйрвэйс» из Лондона. Ему было под пятьдесят, он был высок ростом и отличался телосложением человека, который умеет наслаждаться едой. Его непокорная растрепанная борода была значительно светлее, нет, даже рыжее, чем его шевелюра, и делала его похожим на пирата, как если бы он совсем недавно отошел от дел и прекратил пугать мирные суда салютом из всех пушек. В одной руке он нес небольшой черный чемодан, в другой — свежий номер «Гардиан».
Его встречал мужчина немного моложе его. Как только двери зашипели и закрылись, пропустив в страну священника, он пожал ему руку и предложил забрать у него чемодан. Но священник не отдал ему багаж, а протянул газету.
— Я взял тебе «Гардиан» и «Ле Монд», — сказал он. — Знаю, ты любишь европейские газеты, а здесь они значительно дороже.
— А «Телеграф» вместо них нельзя было?
Встречавший говорил без ярко выраженного акцента. Видимо, какой-то из восточноевропейских языков был ему родным.
— Они немного консервативны для меня. Так я выказал бы симпатию к ним.
Его спутник взял «Гардиан» и на ходу стал просматривать первую страницу. Увиденное, похоже, разочаровало его.
— Мы не все столь же либеральны, как вы.
— Я не знаю, что случилось с вами, Пауль. Вы вроде бы предпочитали сторону хороших парней. Таким
