С огнем в глазах и с сердцем ледяным,Он чувствует, что стал собой самим;Летит он, мчится — и замедлить смогЛишь там, где скалы сходят на песок,Безумный шаг; но не затем, чтоб грудьМогла вольней прохладный бриз вдохнуть,А чтоб вернуть медлительную статьИ пред толпой смятенным не предстать:Он знал искусство покорять сердцаНадменной маской хладного лица;Он сух и замкнут — и нескромный взглядЕго черты отводят иль страшат:Его движенья, непреклонный взорВсегда учтивы, но таят отпор;И всякий знал: не слушаться нельзя.Когда ж хотел он чаровать, — скользяВ сердца людей той музыкою слов,Что шла от сердца, — всякий был готовЕму внимать, бессилен и смущен,Дарами доброты обворожен.Но к этому он редко снисходил:Он не пленять — повелевать любил.Дурным страстям предавшись, с юных днейЦенил он страх, а не любил людей.
XVII
Его конвой уже стоит в рядах,С Жуаном во главе. «Все на местах?»«Все; погрузились; лишь один баркасЖдет атамана».«Плащ и меч». — «Тотчас».И в перевязь он продевает меч,Скрепив ее, и плащ струится с плеч.«Позвать мне Педро». Тот пришел. Быстрей,С учтивостью, хранимой для друзей,Раскланялся с ним Конрад, «Вот листок,Где несколько доверья полных строк;Прочти. Удвой охрану. Как придетАнсельмо в гавань, пусть и он прочтет.Три дня (при ветре) — и закончим путь,Здесь жди нас на заре; спокоен будь!»Пожав пирату руку, он идетИ горделиво прыгает в вельбот;Плеснули волны, вмиг окруженыМерцаньем фосфорящейся волны;Достигли судна; он взошел на ют;Свисток залился: все к снастям бегут;Он видит, как послушен бриг; он прытьСвоих людей снисходит похвалить.На юного Гонзальво он глядитНо что он вздрогнул? Что печален вид?Увы! Он видит замок над хребтом,И снова ожил миг разлуки в нем:А видно ли Медоре судно их?Ее вдвойне любил он в этот миг!Но до утра ему немало дел,Сдержался он и больше не глядел,Сошел в каюту и с Гонзальво тамДал волю планам, замыслам, мечтам;Приборы взял, опору моряка,И карту развернул у ночника;До полночи они беседу длят,Но на часы не смотрит зоркий взгляд.Меж тем свежеет ветер, и впередКорабль, как сокол, свой стремит полет.Скользят хребты вдоль пенной полосы,Земля близка, и дороги часы;И вдруг в трубу замечен узкий входВ залив, где скрыт Паши галерный флот;Все сочтено; огней дозорных станЧуть светит у беспечных мусульман.Бриг проскользнул, невидим вдалеке,И стал в засаде, как бы в тайнике,Среди крутых и прихотливых скал,Чей резкий очерк небо пронизал.Без сна все, за работу: близко цель;Все рвутся в бой — на суше, на воде ль.Склонясь над зыбью, атаман их вновьСпокойно речь ведет, и речь — про кровь!