Испытующе глядела она теперь на улыбающееся, словно живое на великолепной цветной бумаге 'Кодак-хром', лицо сестры, отделенное от нее тонким слоем фотографического глянца… и пятью долгими годами смерти.
Из всех печальных слов, произносимых вслух или написанных, нет более печальных, чем: 'А ведь могло быть иначе!' Теперь она никогда уже не увидит свою сестру. Но может увидеть свою племянницу. Стоит только очень сильно захотеть.
Конни достала из холодильника еще банку пива и вернулась к столу, чтобы снова углубиться в созерцание лица Колин, — и обнаружила, что фотографии прикрыты газетой 'Реджистер'. В глаза бросился крупно набранный заголовок: 'ПЕРЕСТРЕЛКА В РЕСТОРАНЕ 'ЛАГУНА'… ДВОЕ УБИТО, ДЕСАТЬ РАНЕНО'.
Она в смятении уставилась на заголовок. Минуту тому назад на столе не было никакой газеты, да и не могло вообще быть по той простой причине, что она не покупала ее, и тем более не приносила сюда.
Когда Конни пошла к холодильнику, чтобы взять пива, то не поворачивалась спиной к столу. В квартире же она явно была совершенно одна, в чем ни на секунду не сомневалась. Даже если бы незваный гость и сумел каким-то образом незамеченным пробраться в спальню, она бы наверняка заметила, как он входил на кухню.
Конни протянула руку к газете, прикоснулась к ней пальцами. Газета была настоящей, но такой холодной, словно была не из бумаги, а изо льда. Механически взяла ее со стола. Вся газета пропахла дымом. Страницы по краям были коричневого цвета, постепенно переходящего к центру в желтый, а затем в белый, словно их выхватили из огня за несколько мгновений до того, как их охватило пламя.
12
В клубящемся дыму исчезли даже кроны самых высоких пальм.
Ошеломленные, со слезами на глазах, жильцы дома пятились от огня, освобождая дорогу пожарным в непромокаемых одеждах и высоких резиновых сапогах, сноровисто разматывавшим длинные шланги и тянувшим их от пожарных машин прямо по клумбам и пешеходным дорожкам. Другие пожарные бежали с топорами в руках. Некоторые из них были в противогазах, чтобы не задохнуться в дыму, когда придется работать внутри помещений. Быстрый приезд пожарных вселял надежду, что от огня удастся отстоять многие квартиры.
Гарри Лайон бросил взгляд в сторону своей квартиры на южной стороне здания, и в сердце его кольнула острая боль утраты. Квартира выгорела дотла. Расставленные по полкам в алфавитном порядке книги, кассеты с записанной на них музыкой, каждая в своем особом ящичке в соответствии с характером исполняемой музыки и композитором, чистенькая, аккуратно выбеленная кухня, домашние растения, за которыми он ухаживал с такой любовью и тщанием, двадцать девять томов его ежедневных дневниковых записей, которые вел с десяти лет (на каждый год — отдельная тетрадка), — все сгорело. Когда Гарри представлял себе, как огонь жадно одну за другой пожирает комнаты, как сажа засыпает то немногое, что не было уничтожено огнем, как все, что когда-то блестело и сверкало, мутнеет или покрывается пятнами, у него к горлу подкатывал ком.
Он вдруг вспомнил о своей 'хонде', стоящей в одном из прилегающих к дому гаражей, направился было туда, затем остановился, так как мелькнула мысль, что глупо из-за машины рисковать жизнью. К тому же не следовало забывать, что он был председателем правления кооператива. И место его сейчас среди жильцов, которых необходимо ободрить, успокоить, напомнить им о страховке на случай пожара и сделать еще многое другое.
Когда вкладывал в кобуру револьвер, чтобы без нужды не пугать пожарных, вспомнил, что сказал ему бродяга, прижимая его, едва переводившего дух от страха, к стенке: 'Сначала все, что любимо тобою… потом ты!'
Как только Гарри подумал об этом и представил себе все возможные последствия угрозы, безумный страх, как паук паутиной, мгновенно опутал его с ног до головы.
Ноги сами собой понеспи его к гаражу. Машина ему была нужна во что бы то ни стало.
Когда он, уворачиваясь на бегу от снующих повсюду пожарных, завернул за угол дома, в воздухе, как тысячи светящихся бабочек, уже летали горящие головешки, то резко взмывая вверх, то трепеща и кружась на месте в горячих водоворотах воздушных потоков. Высоко на крыше раздался оглушительныи треск, и вслед за ним грохот падения, потрясший ночную тьму. Град горящих обломков кровли низвергся на тротуар и росший по обеим его сторонам кустарник.
Гарри инстинктивно прикрыл голову обеими руками, опасаясь, что охваченные пламенем деревяшки опалят ему волосы, и надеясь, что вымокшая до нитки одежда не успеет воспламениться. Благополучно избежав огненного града, он распахнул все еще мокрые и холодные железные ворота.
По другую сторону здания блестевший от луж мокрый асфальт был сплошь усыпан осколками лопнувших от огня стекол. И лужи и рассыпанные осколки полыхали медно-бордовыми бликами отраженной огненной стихии, бушевавшей на крыше главного корпуса. Из-под ног бежавшего Гарри то и дело выскальзывали сверкающие огненные змейки.
Подъездная аллея была еще пуста, когда он подбежал к двери своего гаража и рванул ее на себя. Но не успел он скрыться за дверью, как невесть откуда взявшийся пожарный прокричал ему, чтобы он немедленно убирался прочь.
— Полиция! — рявкнул в ответ Гарри, надеясь, что таким образом выиграет хоть несколько так необходимых ему драгоценных секунд, однако значка своего не показал.
Падающие сверху горящие головешки в нескольких местах прожгли крышу гаража. Тонкие струйки дыма от медленно тлевшего толя наполняли рассчитанное на стоянку двух машин помещение, просачиваясь внутрь сквозь щели между балками перекрытия.
Ключи! Гарри вдруг испугался, что оставил их на столике в передней или на кухне. Подходя к машине и непрерывно кашляя от едкого дыма, он лихорадочно ощупал все карманы и облегченно вздохнул, услышав в одном из карманов куртки характерное позвякивание.
Сначала все, что любимо тобою…
Задом подал машину из гаража, переключил скорость и промчался мимо что-то кричавшего ему пожарного за две екунды до того, как на подъездную аллею свернула огромная пожарная машина, которая могла бы напрочь заблокировать ему путь. Они едва не 'поцеловались' бамперами, когда Гарри на своей 'хонде' сворачивал на улицу.
Только он отъехал от дома, с необычной для себя бесшабашностью обгоняя идущие впереди машины и не останавливаясь на красный свет, как сам собой включился радиоприемник. Из стереодинамиков, напугав его, раздался густой, хриплый голос бродяги:
— Мне нужна маленьная передышка, герой. Совсем малюсеньная передышечка.
'Это еще что такое?'
В ответ только шипение эфира.
Гарри чуть сбавил скорость. Потянулся к приемнику, чтобы выключить его, но что-то остановило его.
— Очень устал… чуток посплю…
Снова шипение.
— … значит, у тебя есть час свободного времени.
Шипение.
— … но я вернусь…
Шипение.
Гарри то и дело переводил взгляд с забитой движением дороги на светящийся щиток приемника. Исходившее от него мягкое зеленое сияние почему-то вызывало в памяти пламеневшие — сначала кроваво-красные, затем огненные — глаза бродяги.
— …герой сраный… мусор ты на двух ногах, вот ты кто…
Шипение.
