Европа и Америка

Можно ли, однако, правительство рабочей партии в Англии и левого блока во Франции рассматривать, как режим керенщины? Такое наименование мы условно давали ожидавшемуся нами пришествию реформизма около трех лет тому назад, ожидая совпадения парламентских перемен влево во Франции и Англии с революционными переменами в Германии. Этого совпадения не получилось, вследствие поражения немецкой революции осенью прошлого года. Когда определение керенщины повторяют иногда и теперь в применении к левому блоку или макдональдовщине, то это свидетельствует о непонимании обстановки и о злоупотреблении привычными словами.

Что такое керенщина? Это такой режим, когда буржуазия, не надеясь (уже или еще) победить в открытой гражданской войне, делает самые крайние и рискованные уступки, передавая власть самым «левым» элементам буржуазной демократии. Это режим, когда аппарат репрессий фактически уже выпал или выпадает из рук буржуазии. Ясно, что керенщина не может быть длительным состоянием общества. Она должна закончиться либо победой корниловщины (по-европейски — фашистов), либо победой коммунистов. Керенщина есть непосредственное вступление к Октябрю, хотя, конечно, Октябрь не везде и не всюду должен непременно вырасти из керенщины… Можно ли в этом смысле режим Макдональда или левого блока во Франции назвать керенщиной? Нет, нельзя. Положение в Англии вовсе не таково. Силы английской коммунистической партии не таковы, чтобы можно было говорить в сколько-нибудь близкой перспективе о захвате власти. А раз так, то нет оснований и для корниловщины. Макдональд, по всей вероятности, на этот раз пока еще уступит место консерваторам в парламентском порядке. Во Франции ни состояние государственного аппарата, ни силы коммунистической партии не таковы, чтобы предполагать непосредственное и быстрое развитие режима левого блока в пролетарскую революцию. Понятие керенщины тут явно не подходит. Нужен серьезный поворот событий, чтобы можно было говорить о керенщине. Тут перед нами и возникает вопрос, который является сейчас центральным: что такое этот период межеумочного реформизма; каковы под ним основы; может ли этот режим упрочиться; может ли он стать «нормальным» состоянием на ряд лет, — что означало бы, конечно, соответственную отсрочку пролетарской революции? Это центральный вопрос нашего времени. Как уже сказано, такой вопрос не может разрешаться только в плоскости субъективной, т.-е. в плоскости наших желаний, одной нашей готовности изменить обстановку. И здесь, как всегда, объективный анализ, учет того, что есть, учет того, что изменяется, что становится, должен быть предпосылкой нашего действия. Попробуем же с этой именно стороны подойти к вопросу.

От чего зависят судьбы европейского 'реформизма'

У власти сейчас в важнейших странах Европы реформисты. Реформизм предполагает известные уступки со стороны имущих классов классам неимущим, некоторые, хотя бы и скромные «жертвы» буржуазного государства в пользу рабочего класса. Можно ли думать и полагать, что в нынешней Европе, которая несравненно беднее, чем была до войны, есть экономическая база для каких-либо широких и глубоких социальных реформ? О них мало говорят и сами реформисты, по крайней мере, на континенте. Если сейчас и говорят о 'социальных реформах', то больше — с другой стороны: об отмене 8-часового рабочего дня или о введении к нему таких поправок, которые на деле фактически сводят его к нулю, и т. д. Но есть весьма близкий к «реформам» практический вопрос, который является вопросом жизни и смерти для рабочих Европы, прежде всего Германии, частей бывшей Австро-Венгрии, Польши, но также и Франции, — это вопрос о стабилизации валюты. Стабилизация денежного знака — марки, кроны, франка — означает стабилизацию заработной платы, страховку ее от страшных скачков вниз. Это центральный вопрос в жизни всего континентального европейского пролетариата. Несомненно, что те относительные и далеко ненадежные и неустойчивые успехи, которые достигнуты в отношении стабилизации валюты, являются одной из важнейших основ нынешней реформистско-пацифистской эры. Если бы в Германии марка сорвалась и покатилась вниз, революционная ситуация восстановилась бы в полном объеме. И если бы французский франк продолжал сегодня соскакивать со ступеньки на ступеньку, как он это делал несколько месяцев тому назад, судьба министерства Эррио была бы еще более проблематичной и более сомнительной, чем в настоящий момент.

Вопрос о неореформизме, который перед нами стоит, должен быть, следовательно, прежде всего, формулирован так: каковы основания под надеждами на упрочение хозяйственного равновесия, хотя бы и относительного и временного, в частности на стабилизацию валюты и заработной платы? Каковы эти основания и насколько они глубоки? Подходя к этому вопросу, мы упираемся лицом к лицу в центральную фигуру новейшей истории человечества — Соединенные Штаты Северной Америки. Товарищи, кто теперь хочет или пытается рассуждать о судьбах Европы или мирового пролетариата без учета силы и значения Соединенных Штатов Северной Америки, тот, в известном смысле, пишет счет без хозяина. Ибо — поймем это твердо! — хозяином капиталистического человечества является Нью-Йорк, и Вашингтон как его правительственное отделение. Мы это видим сейчас хотя бы на плане экспертов. Мы видим, как Европа, эта вчера еще столь мощная и гордая своей культурой и своим историческим прошлым Европа, как она, для того чтобы выбраться, чтобы, с позволения сказать, на карачках выползти из тех ужасающих противоречий и бедствий, куда она сама себя загнала, вынуждена выписывать из-за Атлантического океана некоего генерала Дауэса, относительно которого совершенно не доказано, что он семи и даже пяти или хотя бы четырех пядей во лбу. (Смех.) Нигде и никем это не доказано. И вот, выписывают его из Америки, и он садится уверенно за стол, и, как некоторые говорят, даже и ноги кладет на стол (смех, аплодисменты) и составляет точное расписание порядков и сроков восстановления Европы. И потом этот график прихода и отхода правительственных поездов всех государств Европы (смех) он предъявляет соответственным правительствам к исполнению. И они приемлют! Юз, министр иностранных дел С. Штатов, совершает прогулку в Европу, в качестве 'неофициального лица'. Макдональд и Эррио организуют тем временем архиофициальную конференцию. Ну, весь этот обычный дипломатический, сладковатый и тошнотворный распорядок нам известен достаточно. За спиной конференции, за кулисами, и не совсем за кулисами, потому что из-под занавеса превосходно видать отличные, прочные американские сапоги, — стоит Юз, который требует и приказывает. Почему приказывает? Потому что имеет силу приказывать. А в чем эта сила состоит? В капитале. В богатстве. В неслыханном экономическом могуществе.[1] Прошлое развитие Европы и всего мира шло в значительной мере под дирижерскую палочку Англии. Англия первой сумела в широком размере использовать уголь и железо и благодаря этому взяла надолго руководство миром в свои руки. Другими словами: свой экономический перевес Англия реализовала политически, в том числе и в международных отношениях. Она командовала Европой, противопоставляя одну страну другой, давая займы, отказывая в них, финансируя борьбу против французской революции, и проч., и проч. И она хозяйничала над миром. С. Штаты — это ведь ее старшая дочь, многое унаследовавшая от матери. Но перевес, который Англия имела в момент величайшего своего расцвета над Европой и над остальным миром, ничто в сравнении с тем перевесом, какой ныне имеют Соединенные Штаты над всем миром, включая и Англию. И это, тт., есть центральный вопрос европейской и мировой истории. Без понимания его нет понимания судеб новейшей нашей истории, ее ближайшей главы. Не случайно явился из-за океана генерал Дауэс, и не случайно мы все вынуждены знать, что его фамилия Дауэс, и что у него чин генерала. С ним несколько американских банкиров. Просматривая дипломатические бумаги европейских правительств, они говорят: этого не допустим, а вот это требуем. Почему? Вся репарация не пройдет, если Америка не даст первого взноса, в сущности жалких 800 миллионов марок золотом на обеспечение германской валюты. От Америки зависит, стоит или падает франк, и от Америки немножечко зависит, стоит или падает — или не падает, а качается — фунт стерлингов. (Смех.) Да, от Америки зависит. А вы знаете, что марка, франк и фунт стерлингов играют кое-какую роль в жизни народов.

'Пацифистский' империализм Соединенных Штатов