— Придется пройти пешком через пару лугов, Джим, — осторожно сказал Колем. — Может быть, вам лучше подождать в машине?
— Нет, я пойду с вами.
Я с трудом выбрался наружу, и мы зашагали по нетронутой снежной белизне.
Но даже такая короткая прогулка позволила Колему сесть на своего конька.
— Джим, вон след лисицы. Видите отпечатки ее лап и борозду, оставленную хвостом? А вон те вороночки означают, что там прячутся мыши. От тепла их тела снег подтаивает и оседает.
Определил он, и какие птицы опускались на снег. Для меня это были просто вмятины, но для него — страницы увлекательной книги.
Фермер Эдгар Стотт ждал нас во дворе. Колем еще не бывал у него, и я их познакомил.
— Я сегодня немножко не в форме, так что вашей коровой займется мистер Бьюканан.
Среди соседей мистер Стотт слыл умником… Нет, они вовсе не отдавали дань его умственному превосходству, а просто считали, настырным всезнайкой. Он же мнил себя выдающимся интеллектуальным светочем и не снискал особой популярности привычкой осаживать всех и каждого.
Он был внушительного сложения, и блестящие глазки на мясистом лице злокозненно уставились на Колема.
— А, так нынче поработает запасной. Ветеринар с барсуком! Как же, как же, наслышаны о вас. Вот и посмотрим, много ли вы знаете.
В коровнике я опустился на тючок соломы, наслаждаясь сладким коровьим теплом. Мистер Стотт повел Колема по проходу и кивнул на светло-шоколадную обитательницу стойла.
— Вот она. Что скажете?
Колем почесал основание ее хвоста и посмотрел на косматый бок.
— Так что с ней такое, мистер Стотт?
— Ветеринар-то вы. Так вы и объясните мне, что с ней такое.
Мой молодой коллега вежливо улыбнулся сверхбородатой шутке.
— Скажем по-другому: каковы ее симптомы? Плохо ест?
— Ага.
— Вообще ничего в рот не берет?
— Берет понемножку.
— Отелилась она давно?
— С месяц будет.
Колем измерил температуру. Прослушал желудок и легкие. Повернул к себе ее морду и понюхал дыхание. Сдоил на ладонь каплю молока и тоже понюхал. Он явно растерялся. На его вопросы фермер отвечал бурчанием, и несколько раз, когда Колем пятился и с недоумением оглядывал корову, губы мистера Стотта презрительно кривились.
— Пожалуйста, ведро горячей воды, мыло и полотенце, — попросил мой коллега. Он снял рубашку и ввел руку сначала во влагалище, а затем в прямую кишку почти по плечо, ощупывая, как я знал, внутренние органы. Потом повернулся к фермеру, который, небрежно сунув руки в карманы, наблюдал за ним с сардонической усмешкой.
— Знаете, очень странно. Все как будто в абсолютной норме. Может быть, вы забыли о чем-то упомянуть, мистер Стотт?
Фермер сгорбил могучие плечи и засмеялся.
— Верно. Я забыл вам сказать, что она здоровехонька.
— А?
— Что слышали. Она поздоровее нас с вами будет. Я просто хотел посмотреть, как вы в своем деле разбираетесь. — Тут он шлепнул себя по колену и зычно захохотал.
Колем, голый по пояс, с рукой, до плеча вымазанной экскрементами, ответил ему непроницаемым взглядом, и фермер хлопнул его по спине.
— Вот теперь я вижу, вы на шутку не обижаетесь, молодой человек, ха-ха-ха! Лучше нет, чем посмеяться от души. Хо-хо-хо!
Несколько долгих секунд Колем все так же сосредоточенно смотрел на него, потом его губы медленно раздвинулись в улыбке, а пока он намыливал руку, полоскал ее в ведре и натягивал рубашку, у него вырвался негромкий смех. Наконец он откинул голову и разразился хохотом.
— Да, вы правы, мистер Стотт! Ха-ха-ха! Лучше нет, чем посмеяться от души. Ах, как вы правы! — Фермер повел его к другому стойлу.
— Вызвал я вас вот к ней.
Как и следовало ожидать, мистер Стотт уже поставил диагноз. Он ведь знал все.
— У нее медленная лихорадка, только и делов.
Медленной лихорадкой фермеры называли ацетонемию, вызываемую нарушением обмена веществ и легко вылечиваемую.
— Запах от нее идет такой сладковатый, и в весе теряет.
— Да, мистер Стотт, похоже на то. Но я ее все-таки осмотрю. — Все еще посмеиваясь, Колем выдоил несколько струек из вымени, понюхал дыхание, измерил температуру, все время бормоча: «Как смешно! Какая отличная шутка!». Затем принялся весело насвистывать, но, когда прижал стетоскоп к желудку, свист затих и оборвался. Он напряженно слушал, все больше хмурясь. Обошел корову, прослушал правый бок, затем вернулся к левому. Но вот он выпрямился.
— Будьте добры, принесите мне из дома столовую ложку.
Усмешка сползла, с лица фермера.
— Ложку? А для чего? Не так что-нибудь?
— Возможно, пустяки. Я не хочу зря вас волновать. Пожалуйста, принесите мне ложку.
Когда фермер вернулся, Колем принялся снова выслушивать левый бок коровы, только теперь он постукивал ложкой по нижним ребрам.
— О Господи! Вот оно! — вскрикнул он вдруг.
— Какое еще оно? — охнул фермер. — О чем это вы?
— Звон.
— Звон?
— Да, мистер Стотт, звенящий звук, характерный при смещении абомасума.
— Смещение… чего-чего?
— Это такое состояние, когда сычуг, четвертый отдел желудка, иначе абомасум, перемещается с правого бока на левый. Очень сожалею, но это чрезвычайно опасное заболевание.
— Ну а сладкий-то запах как же?
— Ах да! При смещении ощущается тот же запах, что и при ацетонемии. Что затрудняет диагноз.
— А дальше-то что? Колем вздохнул.
— Ей предстоит тяжелая операция, требующая двух ветеринаров. Один взрезает правый бок, другой — левый. Боюсь, работа большая.
— И в большие деньги обойдется, а?
— Боюсь, что да.
Фермер сдернул кепку и запустил пятерню в волосы. Потом обернулся и рухнул на тюк соломы рядом со мной.
— Это все так и есть? Ну, звон и прочее?
— Мне очень жаль, мистер Стотт, но да. Звенящий звук — классический симптом. Последнее время такие случаи встречаются часто.
— Черт дери! — Он опять обратился к Колему. — Но операция-то ее на ноги поставит?
— Не гарантировано. — Молодой человек пожал плечами. — Крайне сожалею. Но большинство выкарабкиваются.
— Большинство… А без операции?
— Будет хиреть, пока не сдохнет. Вы же видите, она уже худеет. Нет, мне, правда, очень жаль.
Фермер, онемев, смотрел на Колема с открытым ртом.
— Я вас понимаю, мистер Стотт, — сказал мой коллега. — Фермеры обычно предпочитают обходиться
