быть, как ваша родственница. Но агент, повторяю, будет иметь дело только с вами…
Судоплатов задумчиво барабанил пальцем по столу, подбирая слова. Он смотрел мимо меня, в сторону четвертого пустого стула. Глаза его чуть заметно сощурились и в углах рта появились горькие складки. Хмурая тень легла на лицо. Что-то нерадостное пронеслось, наверное, в его голове и вырвало на секунду из нашего общества. Через мгновение он встрепенулся и вернул в свои глаза лучики улыбки.
— Париж чудесный город, но времени для развлечений у вас не будет. У агента, с которым вы встретитесь, есть один хороший друг. Я сказал бы даже, близкий личный друг. Тоже русский эмигрант. Узнайте все, что сможете об этом друге. Его образ жизни, привычки, места, где он обычно обедает, гуляет… Главное, постарайтесь увидеть этого человека. Пусть агент покажет его вам. Надо узнать о нем, как можно больше.
Судоплатов подобрал со стола круглую пепельницу из зеленого стекла и, взвешивая ее на ладони, медленно проговорил:
— Нам очень мешает этот «друг». Оч-ч-ень мешает…
Как бы решившись, он поднял глаза и отчеканил, бросая пепельницу в сторону.
— Надо убрать его.
Стук упавшей пепельницы заставил вздрогнуть Иванову.
Я ответил Судоплатову таким же взглядом в упор.
— И кому предстоит это сделать?
Генерал вскинул правую руку с вытянутым указательным пальцем и направил ее на меня.
— Вам.
Теперь настала моя очередь смотреть мимо Судоплатова, на четвертый пустой стул. Генерал принял, очевидно, мое молчание за усиленное внимание и продолжал:
— Задание ответственное, но несложное. До Франции вы доедете благополучно. Агент в Париже даст всю необходимую информацию. А что касается самой ликвидации… Вы, кажется, привезли из Европы самопишущую ручку «Паркер». Она с собой у вас?
— Что? — очнулся я. — Ручка «Паркер»? Нет, дома. Она нужна?
— Да. Принесите на следующую встречу. Я пошлю ее в специальную лабораторию. Вы не сможете потом ею писать, но зато сможете из нее стрелять. Бесшумно и надежно. Так, что и задание будет выполнено и вы сможете потом безопасно отойти. Нам важно, чтобы не осталось никаких следов. И ваша жизнь нам тоже нужна. Обеспечьте себе отход. Идите на ликвидацию с билетами на поезд в кармане. Когда полиция спохватится, вы должны уже быть за пределами Франции.
— А как же агент? Ведь он сразу поймет, в чем дело. Нужно выводить и его?
— Боюсь, что для спасения агента времени не останется. От него лучше всего избавиться… На обратном пути… Возьмите с собой еще одну самопишущую ручку, только и всего.
Видимо, в моих глазах что-то мелькнуло, потому что Судоплатов поспешно добавил:
— У него тоже много грехов пепед советским государством. Мы работаем с ним по необходимости. Его личный счет вполне достаточен для такого исхода. Да… Агента придется ликвидировать тоже.
Судоплатов снова откинулся к спинке стула, скользнул взглядом по кружевным занавескам, горке венгерских стаканов в глубине буфета, кучке заколок, забытой перед трильяжным зеркалом и вернулся к барабанящим пальцам своей руки, задержавшейся на краю стола.
— Прежде всего, решите вместе с Тамарой Николаевной, какую национальность вы оба будете разыгрывать, Я думаю, швейцарцы подошли бы. Как вы, Тамара Николаевна?
Иванова задумалась на секунду и потом мотнула неопределенно головой.
— Надо посмотреть. Не знаю. Документы хорошие дадите?
Судоплатов полуулыбнулся.
— Я лично, ничего вам давать не буду. Решим, что нужно и будем доставать вместе. Начните работать над легендами, взвесьте все «за» и «против». Когда придете к какому-нибудь выводу, позвоните мне, я подъеду.
И генерал поднялся из-за стола.
— Подумайте над маршрутом. Через Швейцарию ехать, конечно, нельзя: там сразу установят, что документы фальшивые. Придется, в объезд, через Италию, — прямо на юг Франции.
— Одну минуточку, Павел Анатольевич…
Голос мой звучал не особенно уверенно. Но другого выхода не было.
— Я не могу решить этот вопрос сегодня… Так, сразу… Мне нужно подумать…
Судоплатов чуть откинул голову назад и смерил меня удивленным взглядом.
— Подумать? Я не понимаю вас…
— Задание не кажется мне простым, Павел Анатольевич. Я не могу решиться в течение нескольких минут на такую поездку. И особенно на такое дело…
Каким-то боковым зрением я заметил складочку испуга, появившуюся между белесыми бровями Ивановой.
Несколько секунд Судоплатов молча рассматривал перевернутую стеклянную пепельницу. Потом медленно заложил руки в карманы пиджака и негромко вздохнув, обратился к Ивановой.
— Начните работу с завтрашнего дня. Пусть товарищ подумает, если ему это так нужно.
Он еще раз смерил меня искоса, как бы со стороны, прищуренными, но не злыми глазами.
— Пора брать себя в руки, дорогой друг. Нельзя столько копаться в самом себе. Школа давно кончилась. Надо переходить к серьезным делам. Приведите себя в порядок и приступайте к работе. До свиданья.
В тот вечер Яна вернулась с работы поздно.
Хлопнула входная дверь и волна холодного воздуха докатилась до моих ног.
Яна, не снимая шубы, вошла в кухню, присела рядом на сундук и прижалась замерзшей щекой к моему лицу.
— Ну, что? Опять куда-нибудь ехать?
Я не хотел отвечать, не видя ее глаз. Она поняла, отодвинулась и, откалывая синюю суконную шапочку, повторила нетерпеливо.
— Говори уж сразу. Без подготовки, ладно?
Я все смотрел на нее. Капельки растаявших снежинок блестели на отвороте шубы, на длинных темных ресницах, на непослушном завитке, выбившемся из-под заколки. Над лбом, в набежавших озабоченных морщинках, — каштан волос, чуть подернутый снегом, который никогда уже не растает. Милые, умные глаза, до краев наполнившиеся тревогой. Единственные в мире, смотря в которые я могу говорить обо всем, что на душе.
— Плохо наше дело, Яна. Они посылают меня убить человека.
Яна смотрит несколько секунд прямо перед собой, словно в какую-то внезапно открывшуюся пропасть, медленно подымается с сундука и начинает расстегивать непослушные пуговицы шубы. Глаза ее все еще прикованы к невидимой пропасти.
— И что ты им сказал?
— Пока ничего. У меня есть время до завтра…
Железная скобка на входной двери отбила два четких удара — Янина сестренка вернулась из школы. Мне пришлось отложить свой рассказ.
Поздно вечером, когда Маша заснула, будильник был заведен на семь часов утра и Яна свернулась калачиком рядом со мной, обняв одной рукой свою подушку, я передал ей шопотом разговор с Судоплатовым.
Ей принадлежало такое же право решать наш завтрашний день, как и мне. Ради таких моментов люди и становятся близкими.
— Что же ты собираешься делать? — дипломатично вернула мне инициативу Яна.
— Не знаю… Скажу им, наверное, прямо, что не способен на такие вещи. Ну, не гожусь я на роль убийцы, и все. За это не расстреливают. Пусть подберут кого-нибудь другого, в конце концов.
Яна отняла руку от подушки и осторожно положила мне на губы.
— Не надо. Не возмущайся… Давай будем говорить совсем тихо. Знаешь, если бы речь шла только о нас с тобой… Может быть, стоило бы тогда бросить им в лицо все, что мы о них думаем. Но теперь…
