Винара. Что поразительно, не проснулся не только никто из людей, но и пристроившиеся в сенях лайки не почуяли чужака.
К чему бы это?
Здравствуй, Тасо, — полушепотом спросил старик, когда Алексей выбрался из душной тьмы дома под яркую луну. И тут же перешел к делу.
— Как думаешь, зачем тебя тут держат?
— Говорят, на празднике должен быть кто-то из гостей… — пожал плечами Алексей
— Ага — гости им нужны, — кивнул Найарони. И отпустят они его сразу на праздники — к предкам.
— Тебя принесут в жертву. Просто — зарежут. Поэтому — сегодня я тебя выведу…
— А почему я должен тебе верить? — ляпнул Алексей стандартную фразу.
— А зачем мне тебе лгать тебе, ссорясь с людьми с которыми давно живу? Я хочу спасти твою голову, ставя на кон свою — чего тебе еще надо?
И почему-то Костюк поверил — и не только потому что чутье разведчика уже давало знать, что с этим «гостеванием» не всё чисто.
Пойдем…
А… как? — указал Алексей на ворота тына.
Они спят, — ухмыльнулся старец, — той самой пресловутой «зловещей ухмылкой» из второразрядных романов, и Костюк почему-то понял — почему про старца ходят слухи насчет происхождения его от нечисти.
И молча пошел за ним.
Прошли мимо спящих караульщиков у ворот, и старец без шума отворил малую калитку.
Припасы, вещи мои… — начал было Костюк.
У меня запасено всё что нужно — в моём жилище. Костюк порадовался лишний раз, что самые нужные вещи — вроде карты Аргуэрлайл, и маленького компаса он хранит при себе, в тайных кармашках пояса.
В землянке старца они пробыли очень недолго, взяв два заготовленных мешка — хорошо ложившихся на спину, и ухватистых.
Сейчас мы пойдем на их капище, и ты увидишь — что тут делают с гостями.
Потом пойдем через Ручей Леших, и испортим за собой мост. А потом — старик многозначительно умолк
К капищу они вышли спустя час — небо уже начало розоветь. Похоже исчезновение Костюка до сих пор не обнаружили.
Найарони скептически осмотрел деревянный частокол, украшенный резными звериными мордами. Обычное, ничем не примечательное капище местного народца, какие Алексею уже приходилось видеть.
— Ты не чувствуешь ничего? — осведомился Найарони.
Они ведь смотрят… Они очень старые, и когда-то им молились другие народы… Им сейчас горько, что истинной памяти о них скоро вообще не останется…
И закончив эту непонятную тираду, решительно шагнул вперед, сделав магический знак от зла.
— Те что владычат на небе, те, что пребывают в воздушном океане, те, что плавают на водах, те, что пребывают на земле, и те, кто ушли под землю — да охранят нас от беды! — сурово вымолвил он.
Костюк вошел за ограду следом за ним и замер…
На площадке были свалены человеческие кости вперемешку с костями собак. Поверх лежали несколько трупов с которых еще не совсем слезла плоть.
Ну, убедился? — взвизгнул Найярони.
Костюк промолчал, продолжив путь.
Погоня появилась за их спинами, уже после того как они пересекли ущелье, обрубив за собой подвесной мост.
Стрела, выпущенная из составного лука из лосиного рога, гулко просвистев, ударила в дерево рядом с ним.
И кидаясь в темную чащу, вслед странному старику, Алексей в очередной раз понял, почуял — смерть прошла стороной.
Предзнаменования
Октябрьск. Махаловка, она же Четвертый квартал
— Ну, стало быть, товарищ Куликовский, тут и обмоем твои звездочки! — бросил невысокий горбоносый капитан-чеченец с петлицами артиллериста, отодвигая ветхую вытертую парчовую занавеску. — Здесь как раз стол подходящий.
Следом за ним ввалились остальные — люди в стандартной пятнистой форме, ставшей уже привычной в здешнем мире. Лишь разноцветные петлицы с эмблемами указывали на род войск: военврач, двое общевойсковиков, танкист.
…Заведения эти с некоторых пор в изобилии появились у стен бывшего проклятого города — ныне столицы территории в три с лишним миллиона квадратных километров.
Кое-как подлатанные стены и навешанные двери, а то и войлочный или кожаный занавес, грубый очаг или сложенная во внутреннем дворике каменка, стойка или три-четыре столика из горбыля — для пришельцев. (Местные давно обходятся принесенной с собой кошмой или без затей устраиваются на полу).
Нехитрая закуска вроде похлебки из бараньих голов или провяленной сухими степными ветрами конской колбасы и много хмельных напитков — эля, молочной араки, кумыса или вина.
Кто-то из военных переводчиков по своей образованности дал таким заведениям прозвище — «кантина» и оно прижилось, хотя официальным так и не стало.
Говорили, что комендант Капустин собрался было издать приказ о строгом запрещении солдатам и офицерам посещать подобные места, но поскольку было неизвестно, как их назвать, то приказ так и остался ненаписанным: уставная прямолинейность капитулировала перед филологией.
Но и без солдат хватало там гостей, и гости эти говорили на десятке наречий.
Ибо так незаметно получилось, что прежде мертвый город быстро и незаметно стал солидным перекрестком караванных путей.
Хотя пути эти были и не самые короткие, тем не менее, многие купцы и караванщики предпочитали спрямить путь на несколько сот верст, но при этом не страшиться нападения разбойников, поддержанных магами-изгоями. Ибо всех лихих людей пришельцы разогнали аж на расстоянии трех переходов от границ бывших земель поклонников Шеонакаллу.
Приходили сюда и степняки — обменяться товаром да выпросить подарков у пришельцев. А раз пришли, почему бы не поторговать с купчинами иноземными?
Не продать им отличную сталь, какой чужинцы одаривают своих союзников или еще какие редкости, например, чудесные амулеты, указывающие время, какие сильные, но глупые гости отдают всего за три- четыре ночи с жаркой степной девой.
Может быть, с точки зрения безопасности следовало бы уговорить кочевников собираться где-нибудь в другом месте, и запретить караванам ходить через Октябрьск, или хотя бы брать пошлину с них. Но запрещать не хотелось, поскольку все директивы предписывали поддерживать с аборигенами максимально дружественные отношения, а что до взимания пошлины, то решительно непонятно было, кому этим заниматься?
Мельвийцы было предложили взять это дело на откуп, но административный отдел штаба не
