Специально для вас, господа, могу рекомендовать для изучения два статистических справочника: один выпущен независимым издательством за три года до Кампригских соглашений, второй вышел в свет два года назад, тоже в независимом издательстве. Вот и вот. Возьмите и, тщательно их изучив, сравните статистические данные. Я же по памяти приведу вам несколько цифр. За истекшие семьдесят лет после Кампригских соглашений у нас в Атле продолжительность жизни возросла в среднем на 25 лет, при этом детская смертность уменьшилась в шестнадцать раз. Валовой национальный доход увеличился, точно не помню, что-то примерно раз в тридцать. Ни одна военная победа не приносила такого дохода государству. Уровень преступности снизился до минимальной общемировой черты, и это здесь, в Атле, где, как говорится, народ в массе своей вспыльчивый. Ну, вы знаете горцев, да и сами — атлане. Я, конечно, привел вам всего несколько цифр, однако, на мой взгляд, весьма убедительных. Думаю, что вы, господа, пересмотрите свои побуждения… Ах да! Урфские товары… — Кроум развел руками. — Единственное, что можно посоветовать нашим предпринимателям и промышленникам, — это сделать наши товары конкурентоспособными с урфскими, а насчет свободных лож в театрах… Ну, господа, трактуйте это как наш реверанс, знак уважения и маленькую благодарность урфянам за мир на планете. — Кроум откашлялся. — Простите. Теперь — о гнете Урфа. Возможно, вы участвовали когда-нибудь в потасовках? Даже если нет, представьте, что вас разняли, надавав по шее (это чтобы неповадно было), и больше драться не позволяют, обещая за участие надрать уши. Сомневаюсь, что к третьей силе вы будете испытывать теплые чувства. Так и народы, как дети, до сих пор дуются на Урф за то, что им не позволяли драться, однако вам- то пора повзрослеть и самим раскинуть мозгами. Ваша чудо-установка дает ощущение вседоступности и полнейшей безнаказанности, но, уверяю вас, все это иллюзии. В конце концов ваш диктат надоест и вам придется отвечать за погубленные жизни и поломанные судьбы. А главное, вы борцы за призрачную идею — сами хотите у нескольких миллионов людей отобрать их исконное право на жизнь. Как пожилой человек скажу вам: остановитесь, дети. Пока не поздно, остановитесь. Я люблю свою дочь, и мне невыносимо думать, что она хочет ради эфемерной цели стать убийцей ни о чем не подозревающих людей. Лично я не знаю, как можно жить в покое и довольстве с руками, обагренными кровью. Не знаю. — И Кроум обвел присутствующих взглядом. Озерс сидел красный как рак, желваки его то вздувались, то опадали. По щекам Мрай текли слезы, и только Колпик Сетроум, вероятно, что-то имел сказать, — стоял бледный, но в решительной позе. И молчал, понимая, что сейчас его возражения никто не примет. Кроум неоднократно встречался по жизни с этим типом людей, жаждущих власти любой ценой. Поэтому к Сетроуму он сочувствия не испытывал, скорее — неприязнь из-за его влияния на Мрай. «В конце концов крушение амбиций — это еще не конец света, переживет и, может быть, придумает более рациональное применение установке Озерса», — подумалось предводителю. И он сказал: — Полагаю, господа, первый раунд переговоров закончен. Вам предстоит обдумать полученную информацию, а я, с вашего разрешения, должен немного отдохнуть. И вот что: я бы хотел попросить вас не отключать пока установку. Вы загадали наместнику очень непростую загадку, он не успокоится, пока не получит исчерпывающего ответа на возникшие у него вопросы, а потом, Мрай должна вернуться тем же путем, каким пришла.
— Хорошо, господин предводитель. — Озерс встал из кресла. — Отдыхайте спокойно. Если мы понадобимся, только позовите. Пойдемте, друзья. До скорой встречи, господин предводитель.
— Отец, спасибо тебе. — Мрай поцеловала Кроума в щеку.
— Мы посоветуемся. До свидания, господин Раут. — И Колпик Сетроум шагнул в стену.
Кроум устало повалился на постель и почти сразу же уснул.
Абрагам Арфик Кнор, подслушивавший диалог заговорщиков с Кроумом, покачал головой:
— Ай да Раут! Не ожидал… Значит, вот оно, сокровище! Ну-ну… — Он щелкнул пальцами, подзывая начальника контрразведки. — Выяснить, кто такой этот Виллик Озерс Крисс. Его надо взять без лишнего шума, не привлекая внимания, и — ко мне. Мальчик, видимо, серьезный. И смотрите, чтобы ни один волосок на его голове не пострадал. Да. Готовь отряд боевиков. Человек сто, на всякий случай. Утром надо будет доставить установку сюда. Обставим это как… Черт, куда они делись? Слышимости никакой.
Глава 6
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Как молоды и наивны были мы с Мишкой тогда, в апреле 1978 года! И как нам повезло, я понимаю только теперь, а тогда… Эффект дурмашины с полусферой из табачного дыма разбудил нашу фантазию. Выбросив недокуренную сигарету, мы наполняли полусферу чем только могли придумать: жгли газеты, вату, фотопленку (в то время она еще выпускалась огнеопасной), пробовали наполнить ее водой (с водой у нас, правда, ничего не получилось) — одним словом, изгалялись, как могли. Слегка отрезвил нас приход из кино Мишкиных родителей — в квартире к тому времени дышать было уже нечем.
Тогда мы сели и стали думать. Однако самым правдоподобным объяснением, к которому мы оба пришли и согласились с ним, было то, что дурмашина — это генератор гравитации. В подтверждение Мишка достал маятниковые весы, и мы с точно отмеренным грузом помещали в полусферу одну из чашечек, а другую уравновешивали, потом извлекали из полусферы и убеждались, что равновесие вне сферы нарушается и чашечка, выведенная из сферы, снаружи оказывается легче. Не намного, но легче. В общем, все говорило в пользу нашей догадки.
Забегая вперед, скажу, что доля истины здесь имелась, однако все было значительно сложнее, — но что мог предположить любой семнадцатилетний мальчишка на нашем месте, располагая столь явным эффектом и тем скудным запасом знаний, которым обладали мы.
Сам Мишка, чувствуя себя автором, щедро причислил меня к себе соавтором, правда, его больше интересовали не технические детали, а, так сказать, политические. Едва мы поставили новому явлению свой диагноз, у Мишки разгорелись глаза и он возбужденно зашептал:
— Юрка, представляешь, если о дурмашине узнают за границей? Это же у нас запросто дурмашину увести могут, да и мы с тобой вряд ли уцелеем.
— Кому мы нужны, Мишка?
— Как — кому? Ты что? Это же, представляешь себе, какой шаг в развитии техники? Ну-ка, гравитационную бомбу из этой штуки сделай? Почище нейтронной будет! Главное, никакой радиации!
Его слова прозвучали довольно зловеще. Мне сразу представилось, как вокруг нашего дома стаями шныряют империалистические шпионы всех мастей, и даже немного жутко стало. Как там у Высоцкого: «…ты их в дверь — они в окно…» И всем позарез нужна Мишкина дурмашина. Все же я смотрел на мир гораздо трезвее.
— Да кто о ней, о твоей дурмашине, узнает? Кому она нужна?
— Ну, мало ли… Проболтаешься кому-нибудь, и все.
— Хорошо, — взъярился я. — Мы никому ничего не скажем, и что мы будем делать с этой гравитацией? Вот ты, например, — ты знаешь, с какого конца к ней подходить? Расскажи, как из этого паровоза делается бомба, а?
— Откуда я знаю? Но хранить тайну мы обязаны!
— Ты что, серьезно хочешь разобраться в этом сам? — Такой поворот событий меня заинтересовал. — А кишка у нас не тонка?
— Есть одна контора, где и ученых найдут с соответствующим диаметром кишки, и секретность обеспечат, и нас не забудут.
— В КГБ, что ли, понесешь?
— У тебя есть другие идеи?
— Да нет у меня ничего…
Откровенно говоря, мне не хотелось связываться с КГБ. Мне вообще никому не хотелось отдавать Мишкино изобретение, но оно же не мое. Вся моя заслуга в том, что я окурок в пепельницу бросил, а Мишка, вон, целый день пахал как проклятый, да и запчасти его… Хозяин, как говорится, — барин. Ну, и карьеру к тому же на ниве невидимого фронта сделать сможет… И вдруг мне пришла в голову шальная мысль:
— Мишка, а если этот фокус с полусферой получается из-за какой-то бракованной запчасти?
