— А ведь я убью вас, Кроум. — Это вырвалось у Арфика помимо воли.
— Я знаю, — спокойно согласился Кроум. — Надеюсь, вы выберете для этого ночное время. Во сне как-то приятнее умирать… — Кроум понял, что наместник уже согласен. — Итак, вы отдаете мне Виллика?
— Черт бы вас побрал, Кроум, вы тоже не оставляете мне выбора. У вас безупречная логика. Забирайте вашего студента. Но ровно через полгода…
— А возможно, и раньше. Слово я вам дал, отдайте Озерса.
Наместник хлопнул в ладоши, в дверь немедленно просунулась голова референта.
— Скажите им, пусть выведут сюда… этого.
Референт змейкой просочился к селектору. Через минуту из кабинета наместника вышел Озерс, потирая запястья, за ним — стражник.
Кроум громко сказал в пространство:
— Мы уходим!
Тотчас же из воздуха появилась рука Марса. Она взяла Озерса за руку, потянула за собой, и тот скрылся.
— До встречи через полгода, — попрощался с наместником Кроум.
— Я уже начал ждать, Кроум, — ответил тот. — До свидания.
Глава 10
НАСЛЕДСТВО КУБА, ИЛИ ФОРМУЛА СЧАСТЬЯ
Я долго размышлял, куда поместить эту главу: напечатать ее в конце книги или привести записи Куба именно здесь, чтобы они органично вписались в канву повествования? Мучили сомнения: а не пропустят ли потенциальные мои читатели мудрость Куба, если его записи я помещу в середине текста, а не в конце? Потом я решил, что те, кто не хочет с ними ознакомиться, не будут тратить свое драгоценное время ни сейчас, ни после, а кого эти записи заинтересуют, те, покончив с основным повествованием, перелистают страницы назад и уже прочтут эти записки внимательно, возможно, даже с карандашом в руке. В самом деле, кому не хочется быть счастливым?
После поминок, устроенных в том же актовом зале (Мишка на похороны не ходил, сказал, что это зрелище не для его слабых нервов, и к тому же он не был настолько близок к Кубу, как я), я привел Галку к себе домой. Она там уже, конечно, бывала, но тогда я еще не признавался ей в любви. Сейчас же воображение мое было возбуждено: мне казалось, что я так долго любил Галку, что она просто обязана ответить мне взаимностью. Я так и решил: придем с ней, и я скажу маме, что Галка — моя невеста и мы с ней непременно поженимся. Прямо с порога и скажу.
Видимо, мои мысли были отчетливо видны по моему лицу, потому что Галка, когда мы вышли из троллейбуса, вдруг замедлила шаги и как-то неуверенно предложила:
— Юра, может быть, мы присядем на скамеечку, я хочу поговорить с тобой.
— Давай, — беспечно согласился я.
— Юра, — начала она, когда мы устроились на пустой скамейке. — Пойми меня правильно, я еще ничего не решила. Ты не думай, я видела, что не безразлична тебе, мне это нравилось, льстило самолюбию, что ли… Но сегодня ты мне сказал о своем чувстве и строишь теперь очень далеко идущие планы. Юрочка… — Она положила свою руку на мою. — Наверное, я романтичная дура, но жизнь только начинается, я еще никогда не думала о замужестве серьезно. Прошу тебя, не обижайся, я никак не могу представить тебя своим мужем, а себя — твоей женой.
— А кого можешь?
— Дурачок, — сказала она с улыбкой. — Никого. Я просто об этом пока еще не задумывалась, — и подтвердила: — Да. Никогда.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Но теперь ты будешь об этом думать?
— Фу, какой ты становишься противный, когда зацикливаешься. Ладно, считай себя первым и имеющим наибольшие шансы кандидатом. Идет?
— Вообще-то, «единственным» было бы гораздо лучше.
— Лучше, — согласилась Галка. — Но им надо стать.
— Как? — спросил я.
— Юра, если бы я знала, я непременно дала бы тебе точный ответ: мол, для этого нужно то-то и то- то. Я не знаю. Вот что я сделала, что ты меня полюбил?
— Ты пригласила меня на танец, а я увидел, какая ты красивая.
— Вот видишь, как мало надо для того, чтобы появилось чувство.
— Я готов танцевать с тобой с утра до вечера.
— Это уже неинтересно. Было. Юра, ну куда ты спешишь?
— Я не представляю жизни без тебя, Галя. Я так хочу быть с тобой!
— Не надо спешить, Юра. Не толкай меня в спину, иначе ты добьешься обратного эффекта. Ну, не спеши, глупый. Жизнь только начинается. Все еще впереди. Хорошо?
— Ну ладно, — сдался я. Обратного эффекта мне очень не хотелось. — Я не буду тебя торопить. Живи, как жила.
— Умница, — сказала Галка. — Теперь можно идти к тебе.
Мамы дома не было. Я усадил Галку в кресло возле стола и достал подарки Куба. Начал с тяжелого свертка. Под покровом газет в полиэтиленовом пакете находился портсигар. Золотой. С затейливой гравировкой, в центре которой отчетливо выделялся коронованный двуглавый орел. Я раскрыл портсигар и обмер: поверх золотых монет в нем лежал (как бы его подробнее описать?) крестик из оправленных металлом — очень тонкая работа — прозрачно-голубых драгоценных камней. То, что они драгоценные, я определил по тому, как играл свет на четко обозначенных гранях, но, если честно, я еще никогда не видел драгоценных камней, кроме рубина на мамином перстеньке, да и то сомневался в его подлинности. Но этот крестик почему-то у меня никаких сомнений не вызвал. Металл, обрамляющий кристаллы, имел тепловатый, близкий к желтому цвет, но это было не золото. Хотя по тяжести… Да я, собственно, и золото только все на том же мамином перстеньке и видел. А Галка, та вообще окаменела. Смотрела на крестик круглыми глазами и молчала. Потом как-то неуверенно протянула к нему руку, ощупала пальцами, погладила, взяла на ладонь. За крестиком потянулась тонкая цепочка из такого же теплого металла, а я заметил, что руки у Галки мелко-мелко дрожат. Я истолковал ее поведение по-своему:
— Нравится? Галя, хочешь, я его тебе подарю?
— Ты что, Юра? Ты хоть знаешь, сколько он стоит?
— А хоть сколько. Куб его оставил мне, значит, я могу делать с ним что хочу. Надень его.
Галка бросила на меня взгляд, в котором сквозило такое чувство благодарности, и сердце мое защемило от нежности. Затем она ловко, можно было даже подумать, что она специально тренировалась, застегнула у себя на шее цепочку и огляделась. Я понял, что она ищет зеркало, встал и раскрыл створку шифоньера:
— Иди сюда, зеркало здесь.
Галка рассматривала себя минут пятнадцать, не меньше. Затем вздохнула, вернулась к креслу и неторопливо расстегнула цепочку.
— Спасибо, Юра, — сказала она, кладя крестик на место.
— Ты что, Галя, я же тебе его подарил. Носи.
— В Советском Союзе неприлично быть богатым, Юра. Это украшение бесценно. Во всяком случае, за границей любой ювелир не торгуясь отдаст за него три миллиона долларов. Это для меня слишком дорого. Да и опасно. Его могут оторвать вместе с головой. Спасибо, Юра.
— Откуда ты знаешь его стоимость?
— Семейные предания. Этому украшению несколько тысяч лет, и какое-то время оно принадлежало
