— Гражданочка, вы берете, нет? — торопит она.
Первая покупательница бросает на вторую надменный взгляд, затем спрашивает продавца:
— А мясо еще будет?
— Рубят…
Первая, вздохнув, уступает очередь второй.
— Что ж одни кости-то? — бормочет та.
— Вы мне подскажите, где мясо без костей бывает, я сам туда побегу, — со вздохом сообщает продавец.
— Этот и этот, — торопливо тычет она пальцем. — И этот еще. И этот.
— Два кило в руки…
— Миленький, положи! Ведь за сто двадцать килбометров ездим!
Вот такой магазин.
Но если ты знаком с рубщиком!..
В щель между обитыми железом створками полуподвального окна пробивается дневной свет. Здоровенная колода. На ней половина свиной туши. Две целые валяются в углу. Квадратные весы на полу. Небольшой стол накрыт мешковиной. Под мешковиной что-то бугрится. Рулон крафт-бумаги рядом. Рубщик Саша — в свитере с закатанными рукавами и некогда белом фартуке.
Откидывает мешковину…
И ты показываешь пальцем: вот этот… и вот этот… еще и этот, пожалуй…
Здесь совсем, совсем другая анатомия свиньи!..
Скоро Женя пришел к выводу, что, вместо того чтобы самому таскать тяжеленные сумки из магазинного подвала, следует мало-помалу допустить к Саше коллег, расширив тем самым круг его знакомств, а за собой оставить лишь вопросы общего руководства.
Истинный виртуоз придаточных предложений, он был очень подробен в своих наставлениях.
— Значит, так. Слушай сюда. Ты входишь в магазин и оглядываешься.
Если Коля в зале…
— Этот обрубок, что ли?
Грузчик Коля, коренастый субъект в черном халате, ростом не более одного метра сорока восьми сантиметров, и впрямь вызывал смутные ассоциации, связанные с топором и плахой.
Женя морщится. Ему неприятно, что Колю называют обрубком.
— Никакой не обрубок, — сухо говорит он. — Он рабочий. Ты слушай сюда. Если Коля в зале, ты спрашиваешь: «Васильич здесь?»
— Ну да, — говорю я. — Ясно. Здесь ли Васильич.
Женя смотрит с сомнением.
— Нет, ты понял? Просто спрашиваешь у него — мол…
— Да понял я, понял!..
— Не перебивай оратора, — наставительно говорит Женя. — Слушай сюда.
Спрашиваешь: «Васильич, мол, здесь?» Если Васильича нет, спускаешься в подвал. Понял?
Морщит лоб и снова смотрит. Похоже, не вполне верит, что уровень слабоумия является приемлемым.
— Понял, — покорно отвечаю я.
— Если же Коля говорит, что Васильич на месте, ты немедленно уходишь. Не спускаешься в подвал к Саше, а покидаешь торговую точку.
Просто выходишь на улицу и идешь себе куда глаза глядят. Понял?
Теперь я некоторое время смотрю на него. Потом сухо киваю:
— Да.
— Смотри же! Это очень важно!.. — волнуется он. — Если Васильич в магазине, в подвал идти нельзя! Видишь ли, я тебе уже говорил, что
Саша неоднократно просил при такого рода визитах проявлять разумную осторожность и попусту не маячить. У него с Васильичем контры, в которых нам с тобой не разобраться, да этого, как ты сам хорошо понимаешь, вовсе и не требуется, ведь…
— Да понял я, понял!
— Не перебивай оратора…
Понятно, что, направляясь на первую встречу после полуторачасового инструктажа, я чувствовал себя несколько взволнованным.
Обрубок Коля стоял у прилавка бакалеи.
Я деревянно прошагал к нему и сказал заветное:
— Васильич здесь?
Хоть это было и несколько затруднительно при его росте, Коля все же смерил меня взглядом. Улыбка у него вообще была как у гоблина.
— Щас, — бросил он, скрываясь в недрах магазина.
Когда Коля, деловито переваливаясь, появился снова, за ним шагал немолодой и явно недовольный человек в белом халате поверх костюма.
На ходу он протирал очки платком и подслеповато щурился.
Остановившись, посадил очки на нос, и из-за их толстых стекол на меня уставились недоуменные глаза.
— Вот, Васильич, — сказал ему Коля, указывая на меня нечистым пальцем. — Вот этот тебя спрашивал.
Анекдот
Костер догорел.
— Спать, что ли, идти… — протянул Семен.
— Ну расскажите анекдот, — ноюще повторил Витя.
Мы помолчали.
— Пойду, — сказал Семен. — Пока.
Встал и пропал в темноте.
— Расскажи, а? Ну чего ты?
Витя обращался ко мне. Больше было не к кому. Все ушли, чтобы наконец-то его не слышать.
— Я больше не знаю, — ответил я. — Сколько можно? Уже все рассказали.
— Ну пожа-а-а-алуйста, — тянул он. — Оди-и-ин…
— Сам-то ты почему не рассказываешь?!
— Я не запоминаю! — воскликнул Витя, прикладывая руку к груди. — Ну честно, не запоминаю!
— Ладно, один, — сдался я. — Последний. И все. Годится?
— Годится! — обрадовался он.
— Тошнит уже от этих анекдотов. — сказал я. — Ну ладно, слушай…
Плывет матрос на плотике. Вдруг налетает огромный лайнер. Плотик вдребезги. Матрос хватается за бревно. На палубу выходит старший помощник. В белом кителе, с золотым крабом.
Витя сдавленно хихикнул и повторил шепотом:
— С крабом!..
— Честь по чести. Матрос кричит: «Шпрехен зи дойч?!» Помощник не понимает. Матрос: «Парле ву франсе?!» Один черт. Матрос перебирает еще двадцать языков. Наконец орет: «Ду ю спик инглиш?!» Старший помощник отвечает: «Йес! Йес!» Матрос ему: «Вот я и говорю, на черта ж вы мой плотик переехали?!»
Витя захохотал.
Костер совсем догорел. Угли мерцали. Над лесом показалось желтое зарево. Выползала луна.
— А еще? — сказал Витя, досмеявшись.
