— опять шум.
И напрасно Юлиан Тувим высказывался в том духе, что, мол, радио — великое изобретение: одно движение пальца — и его уже не слышно!
Попробуйте добиться этого простого движения в кафе или баре, куда зашли выпить чаю или пива и где из плохих динамиков на вашу голову обрушиваются идиотски восторженные вопли какой-нибудь удалой радиостанции! Черта с два вы его добьетесь! — вас будут упрямо глушить под тем предлогом, что большинство клиентов любит музыку…
Вообще, понимание разных людей, что есть музыка и что есть шум, очень сильно отличается. Просто удивительно, как сильно отличается.
Вот, например, я летел в самолете. В самолетах — плюс к тесноте, духоте, нетрезвому соседу и общему изныванию всего организма — частенько применяют эту добавочную пытку. Индивидуального музыкального окормления в старых лайнерах не бывает. Поэтому включают магнитофон — и из общих динамиков сквозь гудение двигателей и неясный в целом дребезг, которым сопровождается перемещение в воздушном пространстве, начинают доноситься то обрывки поющего голоса, то серии бессвязных аккордов.
Кассета одна. Когда, например, летишь в Душанбе, используют часовую двухстороннюю кассету. На одной стороне — тридцать минут национальной (см. Национальность) музыки. На другой — тридцать минут интернационального буханья и Пугачевой.
Я вызвал стюардессу и очень вежливо попросил выключить.
Если можно, конечно.
Если это не обеспокоит других пассажиров.
— Ведь все равно почти ничего не слышно, — добавил я извиняющимся голосом.
Она наклонилась ко мне и спросила, изумленно расширив глаза, взволнованным, озабоченным и недоверчивым тоном:
— Вы что, музыки не любите?!
Щекотливое положение
Знакомый психиатр рассказывал про пациента.
Тот пришел на прием, сказал, что ему стало значительно лучше, а затем сообщил, что недавно попал в очень щекотливое положение.
— Какое же? — спросил психиатр.
— Понимаете, доктор, — начал рассказывать пациент. — Я вхожу в комнату… а там теща спит.
Он замолк и начал в задумчивости легонько поламывать тонкие нервные пальцы.
— Ну? — поторопил его психиатр.
— Да, спит. И я смотрю — у нее на шее жилка так и бьется, так и бьется!.. А на столе лежит нож… большой такой нож…
— Гм! — обеспокоенно сказал психиатр.
— А он-то. — Пациент потыкал большим пальцем вверх и подмигнул психиатру со специфическим выражением — мол, мы-то, люди посвященные, знаем, о ком идет речь. — Он-то мне и шепчет: возьми нож! И ножом по жилке! По жилке!
Пациент сделал несколько ожесточенных движений, иллюстрирующих сказанное.
Психиатр снял очки.
— А я взял нож — и в окно выбросил!
Пациент подался к столу и взволнованно спросил:
— Скажите, доктор, я правильно сделал?
Ыйбен
В 48-м томе БСЭ второго издания приведены еще три статьи на букву
«ы» (не считая статьи про саму букву «ы»):ЫЙЧЖУ,ЫЛЬЧИ МУНДОК, ЫНЫКЧАНСКИЙ.
Экзамен по вождению
Я сдавал его пять раз.
В первый раз я еще не умел ездить.
Во второй умел, но плохо.
В третий раз я уже ездил хорошо. Но меня сбили с толку. Мы стояли на площадке, с тревогой наблюдая за происходящим. Всегда прежде экзаменовали на «Жигулях». Сегодня почему-то оказались «Москвичи» — столпы советского автопрома. Безнадежно следя за их эволюциями на площадке, знатоки толковали, что водить их — сущая мука. Что-де с ними и профессионалы порой не справляются.
Когда пришла моя очередь, я внутренне собрался. Я знал, что езжу хорошо. Я должен был сдать этот проклятый экзамен. Я пристегнул себя ремнем к сиденью и неспешно поправил зеркала. Милицейский капитан посмотрел на меня с нескрываемым одобрением. Я выжал сцепление и повернул ключ. Двигатель исправно завелся.
Я выжал сцепление, включил первую передачу и начал трогаться.
Но «Москвич» не трогался.
Точнее, трогался очень плохо. К счастью, я был к этому готов — ведь мне только что объяснили, что сей механизм в принципе не предназначен для езды!
Мне пришлось использовать все свое умение.
Виртуозно играя педалями сцепления и газа и не позволяя злосчастному аппарату заглохнуть, я въехал в обозначенный вешками коридор, развернулся, выехал, затем загнал «каблук» в означенный вешками бокс, заглушил двигатель и победно утер пот со лба.
Теперь у меня нашлась секунда взглянуть на капитана.
Он сидел весь багровый и качал головой, ставя в ведомость жирный «минус».
Оказалось, я не снял машину с ручного тормоза.
В четвертый раз я и с тормоза машину снял. И все было бы хорошо, но мне показалось, что следует подать назад еще на пару сантиметров.
Зачем? — одному богу известно. И вешка упала. И экзаменатор развел руками.
В пятый раз я оказался одним из последних. Я выполнил упражнения на площадке. Экзаменатор — на этот раз это был лейтенант — поставил в ведомость плюс. Мы выбрались из машины. Теперь нужно было ехать в город и демонстрировать свое умение на улицах. Лейтенант оглянулся.
— Вот вы, — сказал он, указывая на меня. — Уберите вешки!
Возможно, если бы я пришел на экзамен впервые, у меня хватило бы ума возмутиться. Мол, почему я?! Мол, я вам тут не нанялся!.. Но я пришел в пятый раз. И отчетливо понимал, что любое дополнительное действие с моей стороны является краеугольным камнем дополнительного благодеяния с его. И справился с
