Пара сотен мечников и лучников, оставшихся вне стен, была искромсана варяжскими топорами, как рощица молодых берез. Но в это самое время на головы нападающих со стен хлынул-таки ливень стрел.
Шёрёверны поспешно отступили, прикрываясь щитами. Поле битвы осталось за ними, но Лисбоа успел спрятать уязвимое тело в каменный панцирь неприступных стен.
Две седмицы прошло в безуспешной осаде. За это время моросы сумели спалить два тяжелых тарана, едва только под их громовыми ударами начинали трещать балки ворот. Шесть раз викинги наваливались на город и шесть раз отступали, унося из-под его стен раненых и убитых. В продолжение этих дней они исправно грабили окрестности, срывая бессильную злобу на маленьких селениях и городцах.
В конце концов шёрёвернский тинг решил до поры оставить Лисбоа и поискать счастья в других городах моросских земель, а их, по словам Брегондо, было предостаточно.
На пятнадцатое утро осады дружинники на сторожевых башнях Лисбоа не поверили своим глазам, узрев, что стоянка северян опустела. И еще целую седмицу лисбоанцы опасались выходить из города, ожидая жестокого подвоха со стороны коварных магни, как они называли викингов.
Через два дня пути еспаньольский берег повернул на восток. Побережье, и прежде не слишком приветливое, теперь вставало из воды высокими стенами, лишь изредка отступавшими вглубь суши, открывая заливы, пригодные для стоянок. С воды невозможно было заметить ни одного селения, так что, когда варяги узрели воды Красной реки,[207] они не задумываясь вошли в ее устье. Люди Хрольфа с наслаждением ограбили городец Онуба,[208] почти не встретив сопротивления. Добыча была скромной, но зато здесь они узнали о богатом старинном городе Испалисе или Ишбилье,[209] как его называли моросы.
Вдохновленные этими рассказами шёрёверны даже не стали рыскать по окрестностям Онубы, а погрузились на драккары и через день уже плыли вверх по реке Бетис,[210] где на острове возле Ишбильи их ждало несметное войско моросов со всей южной Аль-Андалусы.[211]
Одного взгляда на дружины, выстроившиеся под стенами города, было достаточно, чтобы понять, что легкой битвы не будет. Еще под Лисбоа викинги поняли, что моросы по своей выучке и боевитости превосходили все народы, прежде встававшие на их пути. Это была странная, непостижимая уму встреча с оружием в руках двух разбойничьих народов. Одни пришли из холодных стран севера, где морская и пешая доблесть была превыше всего. Другие прибыли из знойных степей Аравии на своих многочисленных лошадях и безобразных камелях.[212] Еще за год до Великого Южного похода Гастинга они ничего друг о друге не знали. И вот одна и та же страсть к кровавой поживе свела лицом к лицу внуков Одина и радетелей Магомета у подошвы гор, носивших имя Сьерра-Морена.
Гастинг не стал рассчитывать на Удачу и повелел руси высаживаться на южной оконечности острова. Моросы терпеливо дождались приближения северян. Однако не успели те как следует выстроиться, как на них налетела легкая конница неприятеля. Залп конных лучников был слаб, стрелы большей частью не достигли цели. Натиск всадников, облаченных в войлочные телогрейки, скорее походил на выпад обреченного, загнанного в угол безумца. Едва соприкоснувшись с железной стеной викингов, конный строй моросов тут же отступил. Такой поворот битвы едва не привел шёрёвернов в замешательство. Викинги непременно попались бы на эту приманку и разорвали строй, если бы не люди Виго и Порту, умелые в ратании против моросов и осведомленные в их боевых ухватках. Всадники Брегондо сохранили спокойствие и не погнались за отступающим противником, чем спасли не одну сотню варяжских жизней.
Когда же на смену легким всадникам на шёрёвернов с воплями и свистом наскочили тяжеловооруженные конники, страх шевельнулся-таки в сердцах мореходов. Но они совладали со своим смятением. По приказу шеппарей каждый манскап, подняв щиты, сошелся вокруг своего вождя. Строй варягов распался на сотню непробиваемых железных клиньев, которые раздробили строй тяжелых моросских всадников. Пики арабов застревали в дубовой щепе щитов. Их кони вставали на дыбы и тут же падали наземь, лишившись задних ног после сокрушительного удара двуручной билы. Те же из конников, кто с ходу проскакивал в бреши между манскапами, в мгновение ока становились похожи на сосновую ветку по числу вонзившихся в спину стрел и метательных копий.
В это время галисийцы стронулись и устремились в обход моросских тяжелых всадников. Лучники бога Яллы успели сделать всего один дружный выстрел, прежде чем, сметая их, точно ветер прошлогодние листья, на них обрушились люди Брегондо.
Едва Удача озарила варягов своей лучезарной улыбкой, на стенах города забили барабаны и запели трубы. Отступление моросов под защиту стен можно было бы назвать бегством, если бы время от времени то один, то другой отряд не останавливался и не начинал ожесточенно сопротивляться викингам, распаленным боевым ражем.
На протяжении всего боя Волькша находился в самой сердцевине манскапа Грома. Он ничего не успел сделать во время недолгого наскока легких всадников, ему не удалось пустить в ход кулаки, когда Хрольфова русь тягалась с тяжелыми конниками, и лишь когда моросы побежали к своим стенам, Годинович понял, что наступил его час.
– За мной! Надо не дать им закрыть ворота! – крикнул он своим сотоварищам и бросился к Ишбилье.
Огруженные бранным железом и тяжелыми щитами шёрёверны едва поспевали за Каменным Кулаком, который одним ударом опрокидывал любого, кто вставал на его пути. Викинги пронеслись над полем битвы, точно железные дроты из стреломета, и успели к своей цели как раз в то мгновение, когда створки ворот уже почти сошлись.
– Русь! – закричал Варг. – Навались!
Могучая русь Хрольфа, где в ту пору каждый был под стать Ольгерду, с разгона наскочила на ворота. От удара варяжских удальцов защитники Ишбильи попятились, и ворота раскрылись на ширину локтя.
– Русь! Русь! – кричали варяги, налегая изо всех сил. Но тех, кто закрывал ворота, было в несколько раз больше, чем тех, кто пытался их открыть, и щель между створками опять начала сужаться.
– Наддай еще! Русь! Русь! Русь! – прокричал Варг и, поднырнув под копьями, коими моросы пытались отогнать варягов от ворот, юркнул в створ.
– Волькша! Ты куда, лих безумный! – завопил Ольгерд, и в это время ворота почти закрылись. – Рууусь! Рууууусь! Там же Каменный Кулак! Навались! Ленивые боровы! Навались!
То ли силы варягов утроились от криков Бьёрна, то ли внезапно ослабели руки тех, кто запирал ворота, но створки опять поддались и распахнулись на размах рук. В это время подоспели и другие шёрёверны. В возникшей сутолоке еще десяток варягов во главе с Олькшей проскользнули в город и обрушили свои билы на головы моросов. Каково же было удивление мореходов, когда у самых ворот они начали спотыкаться о тела недвижно лежащих моросов, а перед ними замаячила спина Варга, пробивавшегося сквозь толпу городских дружинников, как долото сквозь осиновую доску.
– Русь! Русь! – орали ворвавшиеся в город варяги. – За Кулака! Русь! Русь!
В мгновение ока железный клин варяжской руси пробился к своему идолу, к своему Одину, к своему Каменному Кулаку. Шёрёверны обступили его, оттерли моросов в стороны, и вот уже оборона города треснула, точно колода под ударом колуна.
– Русь! Русь! – этот крик жители Ишбильи запомнили на веки вечные.
Срединное море
Ишбилья была разрушена.
Моросы сопротивлялись так ожесточенно, что каждый дом приходилось брать, точно маленькую крепость. Особенно те хоромы, где они обращались к своему Вечному богу Ялле. Такое упрямство могло бы даже из Вьёфн превратить в Гулльвейг.[213] Проиграв поле битвы, не сумев удержать город, моросы продолжали наскакивать на шёрёвернов, как хорьки на медведей. Малорослые, кривоногие, они взывали к своему Ялле и шли умирать под удары варяжских бил. Так поступали только берсерки, вкусившие крови Сиф[214] в начале Белого Пути. В сердца мореходов порой закрадывалась тень страха перед Богом, одно имя которого превращало неказистого темнокожего ополченца в разъяренного и бесстрашного зверя. Но Ишбилья все равно была разрушена.
К концу второго дня пылал почти весь город. Гнев шёрёвернов не знал границ. Моросы погибли все. Но,
