команде. Вместо этого он предпочитал использовать в своих грязных делишках, известных по всему миру, хитрость и коварство. И все же он никогда не колебался, если возникала необходимость раскроить чей- нибудь череп.
Прайстер Смиггенс, помощник капитана, был совершенно другой закалки. Себе на уме, как любой интеллектуально одаренный человек, получивший приличное образование, он был скорее исключением на фоне команды «Кондора». Высокий, долговязый, он, казалось, качался на ветру, как тонкая осина. Он познакомился с Блэкстрапом в тюрьме. Смиггенс сразу распознал в капитане отличительные качества, которые ему самому не были присущи. А Блэкстрап, в свою очередь, увидел много замечательных черт в характере Смиггенса. В тюрьме они по большей части занимались тем, что без особой надежды на передышку раскалывали маленькими молоточками большие камни. Дружба сокамерников продолжалась несколько лет, и вот за каких-то несколько дней она, казалось, была подточена суровым испытанием.
Оба стояли сейчас на корме, позади морщинистого выходца из Нантакета, державшего штурвал. Рулевой был полон решимости, как гарпунщик-китобой на носу вельбота. Но всякая надежда уже давно покинула его. Сильные волны постоянно захлестывали палубу, и поредевшая команда делала все возможное, чтобы «Кондор» не перевернулся.
Ветер не стихал вот уже несколько недель. Упрямое течение, подхватившее корабль, уносило его все дальше от знакомых берегов в неведомое море. Небольшой обветшавший флаг трепетал на ветру. На этот раз это был голландский — в память о недавнем посещении Батавии. Позже, в Гонконге, члены команды вступили в Союз моряков. В сундуке вместе с парусами были припрятаны флаги почти трех десятков стран — на случай, если вдруг понадобятся.
На самом деле команда «Кондора» не признавала никого и не гордилась ничем, кроме своей преданности товарищам. Единственный флаг, который они приветствовали, — черный с изображением черепа и скрещенных костей — поднимался только в самых важных случаях.
Ветер бросал бригантину из стороны в сторону, она сильно кренилась на правый борт. Блэкстрап, будучи шести футов росту, весом больше трехсот фунтов, стоял неколебимо, как скала. Корабль был его домом, здесь капитан был в своей стихии.
— Раскин, держите корабль по ветру.
— Есть, капитан.
Превозмогая боль, рулевой отирал соленую воду с лица. Пожилой, невзрачный, он был прирожденным моряком, даже с завязанными глазами он смог бы определить по запаху пролив между двумя близко расположенными островами, для этого достаточно было сравнить запах суши и кораллов. Но бороться с настойчивым течением и ураганом ему было не под силу.
Смиггенс решил подбодрить его:
— Вы уж постарайтесь, Раскин. В такой ураган мало что можно сделать, чтобы не пойти ко дну.
— Да, — буркнул Блэкстрап. — Будь проклято это течение! Гольфстрим по сравнению с ним просто жалкий ручей! — От злости он сжал свои большие волосатые кулаки.
Смиггенс ухватился за веревку, чтобы не упасть.
— Если переменится ветер, у нас появится шанс на спасение.
— Ветер, ветер, — заворчал Раскин. — Мне никогда не доводилось видеть, чтобы течение и ветер были заодно. Что-то вроде было у мыса Горн, но чтобы так долго и упорно — никогда! — Волна обрушилась на нос корабля с такой силой, что брызги долетели даже до стоящих на корме. — Если океан захочет поглотить нас, он сделает это.
— Оставьте эти разговоры, Раскин! — возмутился Блэкстрап. — Я не намерен слушать подобный вздор на своем корабле.
— Прощения прошу, капитан.
— Мистер Смиггенс, как там дела с обшивкой?
— Все еще держится, капитан. — Помощник капитана совсем охрип, постоянно пытаясь перекричать шум ветра. — Я применил клей, который, по-моему, держит крепче, чем просто смола.
— Мистер Смиггенс, так что же говорится в ваших научных трактатах — будет смола держать или нет?
— Какое-то время — да, сэр.
Посторонние не всегда замечали, какое огромное уважение питали друг к другу эти двое, столь несхожие по характеру и воспитанию. Помощник посмотрел вперед на с трудом передвигающихся, ослабевших моряков; изможденные ураганом и произволом капитана, они упорно пытались привести снасти в порядок.
— То-то будет толку от всех наших усилий, если мы сядем даже на самую ничтожную мель. Будем сидеть и чинить обшивку.
— Думаете, я этого не знаю? — пробормотал Блэкстрап. — Смиггенс, поблизости, похоже, нет никакой суши, если не считать панциря черепахи. Разве не так, Раскин?
— Капитан, карты показывают, что мы приближаемся к берегам Африки.
— Африка! — Блэкстрап разжал кулаки и захлопал в ладоши. — Судьбе, похоже, угодно, чтобы мы пересекли целый океан только ради того, чтобы пополнить запасы провизии и привести корабль в порядок.
— Не знаю, капитан. — Раскин попытался внести долю оптимизма в очередные рассуждения о превратностях судьбы. — Мы уже покрыли такое расстояние и на такой скорости, что посрамили даже «Летучего Голландца». Океан, может, и проявит к нам благосклонность, вот только сперва повыделывается вдоволь.
— Прямо как женщина, — зарычал капитан. — Ни за что бы и не подумал, что эта старая посудина может продержаться так долго.
Словно подтверждая его слова, откуда-то донесся протяжный стон. Цепляясь за перила, Блэкстрап проревел морякам:
— Стоять там, вы, корабельные крысы! Держите эту пушку! Или вы хотите встретить Дэви Джонса с раздробленными костями?
Матросы поспешили натянуть веревки, удерживавшие одну из пушек «Кондора» весом в двенадцать фунтов. Незакрепленная, она перекатывалась по палубе, угрожая нанести кораблю и команде повреждения не меньшие, чем разъяренный кит.
Блэкстрап убедился, что матросы правильно выполняют его указания, а затем снова повернулся к Смиггенсу:
— Так значит, ближайшая земля — это Африка, да? Клянусь окороками Тритона, если мы должны быть в Африке, мы будем там!
Первый помощник бросил на капитана восхищенный взгляд. Блэкстрап мог быть лгуном и жуликом, вором, убийцей, самым отвратительным подонком на земле, но он ничего не боялся, даже самого океана. Ему было присуще нечто выделяющее его среди прочих. Он мог смеяться в лицо смерти, а будь у него время, обязательно попытался бы перехитрить ее.
— Положение приходится признать несколько неблагоприятным, сэр.
Блэкстрап свирепо уставился на него:
— Мне кажется, вам стоит попридержать свои остроты при себе, Смиггенс.
Он всегда относился с подозрением к начитанности своего помощника. Никто и никогда не смел смеяться над капитаном, даже его первый помощник, иначе на «Кондоре» пришлось бы искать нового человека на эту должность.
В глубине души Смиггенс считал капитана слишком вредным, чтобы умереть так просто.
Ураган наконец начал стихать, тропическое солнце выглянуло из-за облаков, пригревая корабль и моряков, а Брогнар Блэкстрап все еще стоял у фок-мачты и сжимал в гневе кулаки, проклиная стихию.
Закончились остатки провизии и вода. Большая часть команды погибла, остальные были истощены до крайности. Несколько недель без отдыха, без возможности сменить вахту. Каждый человек был на счету.
Если бы только, думал Смиггенс, мы не пытались удрать с ящиком золотых слитков из казначейства в Батавии. Хорошо продуманный и подготовленный план нарушил юнга, который заснул в неположенном месте. Мальчишка и поднял тревогу.
