Джейн была кушающей машиной. Она ела все подряд, пробовала из тарелки у каждого, и остановить ее могли только Дастин и Дебби, слитые вместе и помноженные на два.
Дженифер, глядя на сестру, улыбалась:
— Джейн любит поесть.
Никто не собирался этого отрицать. Дженифер была любимицей Александра, таких прекрасных глаз, темных, миндальных, он не видел ни у кого. Казалось, в этих глазах была собрана вся скорбь еврейского народа. Дженифер сидела возле него, а Джейн — между Дебби и Юджинией, так как ее при-ходилось все время сдерживать. Потому что, когда она вырывалась, она могла разгромить ресторан.
Они вернулись в отель поздно. Он сразу же собирался подняться наверх, Юджиния хотела спать, когда клерк из-за конторки сделал ему знак. Он оставил на секунду Юджинию одну и подошел.
— Сэр, что я должен делать с конфетами?
— Конфетами? — удивился Александр. — Я не с конфетной фабрики, вы, наверно, что-то перепутали.
— Коробки конфет, сэр, пять, в одном пакете.
— А! Я совсем забыл. Пошлите их почтой по этому адресу на мое имя. Спасибо.
— И ваша сдача, сэр.
— Оставьте себе.
— Но здесь очень много.
— Так и должно быть, вы заслужили.
— Благодарю вас, сэр.
Он вернулся к Юджинии, стоящей на том же месте. Она улыбнулась.
— Я не знала, что у тебя есть друзья здесь.
— Вообще-то он в конфетном бизнесе, но по совместительству работает в отеле.
Она рассмеялась, и лифт вознес их наверх.
«Город, который никогда не спит» — Нью-Йорк — спал в четыре часа утра, погруженный в тишину, прерываемую редкими гудками непонятного происхождения, доносящимися из ниоткуда.
Они пробыли в Нью-Йорке еще полнедели. Он поразился, какое количество людей просило на улицах деньги. Но совершенно потрясла его другая встреча. Они шли по Бродвею на вечернее представление. И он уже привык к голосам попрошаек, так же как Юджиния старалась не обращать внимания, что он незаметно раздает им доллары, чтобы не смущать его. Как вдруг он услышал, что говорят на его языке.
— Подайте копейку! Подайте хотя бы копейку, бляди, православному!
Около мусорного ведра на асфальте сидел молодой парень, Александр наклонился и не поверил: этобыл его лучший друг Миша. На мгновение у него в голове все закружилось и, как в резко закрученном калейдоскопе, перевернулось вверх дном. И продолжало переворачиваться. Человек просил, не поднимая глаз. И если бы не Юджиния, он, наверно, сам сел бы на асфальт рядом с ним.
Надеясь, что это не так, Александр посмотрел на его руки и с ужасом понял, что не ошибся.
— Миша, это ты? — задал он ненужный вопрос, зная, что это он.
Тот поднял грязные, слезящиеся глаза и почти не удивился.
— А, это ты, какая встреча! Александр был в шоке.
— Как ты здесь очутился?
— Это — Америка, мой друг, — с иронией сказал попрошайка-нищий.
Он не верил своим глазам. Но грязные пальцы взялись за его светлую брючину:
— Я вижу, ты в хорошем костюме. Ну и иди дальше своей дорогой, не останавливайся.
Юджиния смотрела и не понимала, о чем они говорят.
— Не надо так, я помогу тебе…
Он никак не мог прийти в себя. Он не верил, что всего лишь два года назад, красивый и блестящий, этот парень улетал из Рима.
— Чем ты мне поможешь, дашь один доллар, давай! Ему стало больно. Миша был дороже для него,
чем родной брат, которого он не простил…
— Не говори так, не говори…
— Иди отсюда. Я ебал тебя. И твой доллар вместе с тобой.
Александр повернулся и сказал:
— Юджиния, поймай такси.
Он вдруг присел на корточки и стал гладить его голову, потом поднял нищего с силой за плечи:
— Не сиди ты на этой ужасной земле.
Он достал из кармана ключи, отделил один и сказал: Александр Минчин
— Вот ключ от моей квартиры. Она оплачена и пустая. Ты полетишь сегодня ко мне и будешь ждать там, пока я не вернусь. Я дам тебе не один доллар, я дам тебе много долларов. Только не говори ничего.
Немытые глаза, с корками свалявшейся грязи в углах, смотрели на него.
— Саша, я думал, что ты — мудак. Прости меня. Из углов выделились капли влаги и заструились
вниз.
— Ты сегодня же улетаешь. Где все твои вещи? Поедем, соберем их.
— У меня нету вещей, это все. Александр перехватил воздух.
— Это все?! — Миша сидел в одной рубашке, пиджак был подстелен под зад. — Чем же ты чистишь зубы?
— Ничем.
— Я поймала такси, — сказала Юджиния тихо.
— Идем, я сам отвезу тебя в аэропорт, тебе могут не продать билет в таком виде.
Александр брезгливо отшвырнул ногой кепку, в которой было несколько монет. Нужно было видеть, с какой ловкостью и быстротой нищий кинулся к ней и, схватив, выгреб все, что в ней было.
Он с трудом удержал ком в горле, не дав ему выплеснуться слезами.
Они все сели в такси и поехали.
— У тебя есть хоть какие-нибудь бумаги? Хоть одна?
— Да, «грин-карта».
— Слава богу. Где же ты спал, где был твой дом?
— На улицах, во дворах. У меня не было дома. Я забыл, что это такое — дом.
Он быстро достал чековую книжку из кармана пиджака. Его золотая ручка была у Юджинии.
— Юджиния, дай мне ручку, пожалуйста.
В театр они уже не ехали, было не до представления, жизнь выдавала свои представления, и во много раз лучше. То есть — хуже.
Он расписался:- Вот чек на тысячу долларов. Завтра утром пойдешь в банк, прямо рядом с моим домом, и получишь деньги. Это только на еду, я вернусь через месяц. Тебе хватит?
Неверящие глаза смотрели, моргая, на него.
Он взял у Юджинии платок и вытер грязь в углах этих глаз, он не мог терпеть больше. Они стали похожи на прежние.
В аэропорту он купил ему билет на последний рейс, вылетающий в их город.
Оставался час, и Александр решил дождаться отлета.
— Ты, наверно, голодный? Господи, я даже забыл спросить тебя, так все неожиданно…
— Я ел с утра селедку.
— Селедку? Почему селедку?
— Она была единственная в помойке.
— Что?! Ты ел с помойки.
— Я уже месяц ем с помойки. А как ты себе представляешь, я бы кормился?
Он чуть не вырвал их обед с Юджинией. Совершенно непроизвольно. Он не хотел, чтобы так было, и ненавидел себя за это. Это его друг, самый близкий, и надо забыть про все эти штуки. Завтра все будет по- другому.
Он потащил его в туалет мыть рот и умываться. Хотя не это надо было делать. Когда он закатил ему
