— Это любимое кушанье Юджинии!
Юджиния замахала на нее руками, приложив палец ко рту: не мешать. Дайана с улыбкой удалилась. Юджиния выросла на ее руках, им все было понятно без слов. Даже то, чего не понимал Александр.
— Что же ты собираешься делать в будущем?
— Писать.
— Но почему тебе нужно делать именно это?
— Потому что ничего другого я делать не могу. И еще: я верю, что смогу написать что-то хорошее. Для людей, не учить их, как вся литература, не дай бог. Но чтобы они прочли — и внутри у них что-то шевельнулось.
— А что, если ты умрешь с голоду? — она засмеялась. — Писать на чужом языке в Америке…
— Значит, я умру. Такая судьба. Вдруг она стала совершенно серьезной.
— Но я тебе не дам умереть, я накормлю тебя…
— Спасибо, — почему-то задумавшись, сказал он. Разговор прервался. И возобновился, только когда появилась Дайана.
— А теперь — десерт! Который кто-то очень любит… Интересно, кто?
Юджиния улыбнулась, но мысли ее, казалось, были далеко.
После обеда они пошли в парк, который находился сразу за домом.
— Юджиния, — сказал Александр, — вы не возражаете, если я не буду надевать униформу, пока нет вашего отца?
Она рассмеялась от неожиданности:
— Конечно, нет. Вообще не надевай ее никогда. Он подумал: как все у нее просто, — и первый
раз позавидовал.
Уже стемнело, никакие шумы не доносились в парк, и было тихо. Деревья стояли облетевшие и притихшие. Казалось, что они тоже боялись потревожить тишину. Аллея высоких тополей, то ли еще каких- то чудных деревьев, уходила в даль.
— Завтра я улетаю, — вымолвила Юджиния, — а когда вернусь, я скажу тебе что-то.
Он взглянул в ее глаза и, кажется, впервые, несмотря на темноту, увидел в них необыкновенное. Но ему казалось, что ему показалось.
— Это не очень хорошо, — промолвила она, — но я скажу.
Он машинально взглянул на часы.
— Ты спешишь?
— Нет, это просто так, привычка.
— У тебя есть девочка?
— Простите?
— Девочка. Это не важно, я не должна спрашивать.
Но в ответе себе, скорее, был вопрос — к нему. Он не ответил.
— Пойдем пить чай, мне холодно.
У американцев все связано с едой, питьем, жеванием, с улыбкой подумал он.
Они повернулись и пошли к дому, сверкающему в сумерках, как дворец.
Но это был всего лишь замок.
В ответ на его вопрос Юджиния рассказывала ему о годах, когда она училась в закрытой школе около Йеля, о ее подругах и их приключениях. Потом папа захотел, чтобы последний год она жила с ним, и она приехала сюда. Учиться в той школе, где она учится, простой и не закрытой.
Улетая, она тщательно растолковывала ему, когда она вернется и во сколько ее встретить. Свою подбитую мехом накидку она оставила на переднем сиденье. Подняв накидку, он приблизил ее к лицу, и его обнял тонкий аромат необыкновенных духов.
Как они рано начинают…
В этот уик-энд он успел закончить большой рассказ, который давно висел над душой. А рассказы это как дети: их нельзя заставлять долго ждать. Но когда он перечитал, рассказ ему не понравился, как не понравилось все им написанное.
Он опять вспомнил слова писателя:
«До тех пор пока тебе будет не нравиться написанное тобою, ты будешь создавать. Но как только ты напишешь первое, что тебе понравится, ты закончишься как писатель и никогда больше ничего не сумеешь написать».
Ночью он спал беспокойно, ему что-то снилось, а что — он не мог понять.
Александр все-таки перепутал, и когда он подъехал к самолету, в нем оставалась только она одна. Девушка в форме сделала знак, и, появившись, Юджиния стала спускаться. Он открыл заднюю дверь. Она села на переднее сиденье, не обратив на это никакого внимания, лишь набросив накидку.
Юджиния молчала все время. Александр думал, что она обиделась.
— Я прошу прощения. Я не хотел, чтобы вы ждали.
Она непонятно взглянула на него.
Только бы не начала кричать: они избалованные — дети богатых.
Через время. Машина уже скользила по Гросс-Пойнту.
— Останови здесь, — сказала она и указала на боковую аллею; город окутала темнота.
Они остановились. Только бы не кричала, еще раз подумал он. Юджиния резко повернулась. Как будто только что пришла в себя.
Ударил раскат грома в предвестии обещанного дождя.
— Подними окно, — попросила Юджиния. Он повиновался.
Вдруг она замерла и выдохнула:
— Ты мне нравишься…
Неожиданно ее губы оказались около его губ — они поцеловались. Еще долго-долго ночью он ощущал вкус ее поцелуя.
— Юджиния, вы мне собирались что-то сказать.
— Я уже сказала, — мягко ответила она и грустно улыбнулась. — Ты не понял.
Утром он вез ее в школу, все было обычно. Она сидела как ни в чем не бывало, как будто ничего не случилось, и читала книгу. Это было теперь единственное, что она делала в машине, когда по ее просьбе он составил ей список того, что читать. Из тех произведений, которые были переведены. Они не говорили всю дорогу.
Выходя уже из машины, она, недобро взглянув на школу, сказала:
— Я освобожусь сегодня раньше, скажу, что больна. Мне нужно поговорить с тобой, приезжай за мной через два часа.
Он кивнул, и она задержалась взглядом в его глазах. С этого взгляда, кажется, и начинается вся история.
Эти два часа Александр сидел и думал. Он пытался разобраться. Но это было так же бесполезно, как поймать серебристую рыбу голыми руками. Встряхнув начинающей болеть головой, он решил: что будет то, что будет. Но даже он не представлял себе того, что будет.
Ровно в двенадцать часов Юджиния вышла и сказала, что приглашает его на ленч. И они поедут в северную часть города.
И только в этот момент он заметил, как одета Юджиния, и удивился. Обычно в школу, как и все американские девочки, она носила легкие джинсы, натуральные юбки с маечками или неброские платья — папа просил, чтобы она одевалась в школу скромно. Он часто думал, глядя на нее, что такой скромности позавидовали бы все девочки Москвы.
Сейчас она сняла верхнее одеяние и очутилась в красивом темно-синем удлиненном платье — точно приталенном, облегающем ее, как будто собственная кожа, — с ниткой жемчуга на шее. Туфли тоже были цвета жемчуга. (Ему нравился ее вкус.)
Она выглядела особенно.
Едва они остановились, как машину тут же забрали. Она взяла его за руку и повела.
