– Конечно, он был не один, – сказал Теймар. – Ему помогли. Хотел бы я побеседовать с этими помощниками, но они, боюсь, не пожелают со мной встречаться…
Он вдруг замолчал, нахмурившись, – как будто поймал за хвост пролетавшую мимо идею и теперь разглядывал ее со всех сторон, пытаясь понять, достойная попалась добыча или нет.
– Так с чего же ты начнешь? – спросила Фиоре, когда тишина сделалась невыносимой. – Попытаешься отыскать этих неведомых помощников Марвина или пойдешь прямиком к Спящему?
Грешник, не расслышав иронии, спокойно ответил:
– Я хотел бы пройтись по тем местам, которые видел во сне… Почему ты смеешься?
– Бульвар Щеголей вот уже полтора десятка лет пролегает по дну моря, – сказала она. – Уж не думал ли ты, что Эйлам без потерь пережил ту давнюю битву фаэ? Нет-нет, туда не стоит идти, но можно сделать наоборот – рассмотреть при свете что-нибудь, а потом вернуться ночью и увидеть разницу. Если хочешь, я помогу.
– С радостью приму помощь, – проговорил золотоглазый, и вдруг Фиоре осознала, что теперь уже он засмотрелся на ее руки… да, там было на что посмотреть. Особенно на правом предплечье.
Спохватившись, она опустила рукава.
«Ох… ты ведь не станешь молчать, да? Ты не из учтивых лицемеров…»
– Откуда у тебя эти шрамы?
– В детстве… на меня обвалилась стена, – пробормотала она. – Еле успела закрыть голову руками, но камни все падали и падали. Они были такие… ну… с острыми краями…
– А-а, понятно, – сказал грешник. – Кое о чем забыть не удается, как бы ни хотелось.
Золотой рукой он зачесал назад волосы, и Фиоре увидела то, что раньше ускользало от ее внимания: весь его лоб и часть правой щеки покрывали старые-престарые шрамы – тонкие, почти незаметные. Должно было пройти еще лет десять, чтобы ее собственные безобразные отметины сделались такими же, чтобы перестали напоминать о том дне, когда Кьярана не было рядом.
«… – Как ты потерял глаза?
– Против собственной воли…»
– Давай-ка ближе к делу. Что в Эйламе, по-твоему, я должен увидеть?
Фиоре уже в который раз за это утро пожала плечами.
– Город большой… тебе не осмотреть его и за неделю… хм-м, даже не знаю…
– А я знаю. – Он поднялся так резко, что обеденный стол подпрыгнул. – Собирайся! Я знаю, куда нам нужно наведаться первым делом.
– И куда же? – растерянно спросила Фиоре.
Ответ привел ее в ужас.
– К морю!..
Эльер совсем не зря советовал грешнику поменьше показываться на глаза горожанам: в Эйламе с самого его основания жили люди, для которых не было ничего важнее священных заповедей Создателя. Такие, как Кьяран, Ансиль и сама Фиоре, являли собой исключение из правил – потому, должно быть, судьбе было угодно свести их друг с другом.
И уж точно именно по этой причине они иной раз чувствовали себя так одиноко…
Фиоре шла рядом с Теймаром, и с каждым шагом рос ее страх: она почти кожей чувствовала злость, исходящую от тех, кто еще вчера ласково приветствовал ее при встрече. Рабочие из находившихся неподалеку гончарных мастерских, торговцы из лавок, расположенных поблизости, соседи и просто прохожие – все они глядели даже не на грешника, а на нее, как будто желая спросить с негодованием и плохо скрываемой злобой: «Как ты посмела притащить сюда эту тварь?»
– Не смотри по сторонам, – вдруг сказал Теймар. – Ты же знаешь, куда направляешься? Вот и гляди вперед или себе под ноги, как удобнее.
– Я обычно здороваюсь с соседями…
– Только не сегодня. – Он усмехнулся. – Ты же все и так понимаешь, зачем лишние слова? Они настроены сурово и потому примут любезность за издевку. Дескать, как поживаете?
Она невольно рассмеялась.
– Впрочем, должен признать: все складывается забавно, – продолжил грешник. – Не случись в Эйламе сонной болезни вкупе с навью, меня бы давно разорвали на части.
– Ты уверен, что этого сегодня не случится?
Золотоглазый усмехнулся.
– Да, уверен. Все из-за нави. Этот город не просто болен, он утратил свободу воли, а стремление к свободе – отличительная особенность живых существ… да и рукотворным вещам оно не чуждо. Я говорил вчера, что некоторые дьюсы, оказавшись в заточении, прилагают все усилия для того, чтобы вынудить человека уничтожить пленившие их вещи? Случай Эйлама в каком-то смысле похож: выбраться на волю самостоятельно вы не можете, но помощь готовы принять от кого угодно – хоть от существа из Потусторонних земель, хоть от невоплощенного дьюса из Обители хаоса… Хотя и тут не все просто. Видишь, как они смотрят на меня? «Помоги нам, – твердят их взгляды. – Помоги, а уж потом мы обучим тебя соблюдать заповеди!»
Фиоре содрогнулась от ужаса.
«Что же будет, если он не сумеет разбудить детей?..»
– Ты говоришь так, словно…
– Да, – перебил грешник, и его правая рука дернулась, сжалась в кулак. – Я отлично знаю, какой бывает людская благодарность.
Ошеломленная Фиоре некоторое время молча шла вперед, глядя только себе под ноги, а потом подняла голову и встретилась взглядом с Клефтоном. Портной, у которого в клиентах ходила едва ли не половина предместья, стоял у входа в свою лавку, сложив руки на груди. Худой и длинноногий, с большими очками на носу, он напоминал ожившие ножницы. Наяву отношения с этим соседом у Фиоре были неплохие, хоть Клефтон и слегка злился на нее за пренебрежение его профессиональными услугами.
Она кивнула, приветствуя портного; тот кивнул в ответ.
Толстые стекла очков поймали солнечный луч и вспыхнули – колюче, зловеще…
– Вот этот человек, к примеру, очень осторожен, – вполголоса сказал Теймар, когда они миновали лавку Клефтона. – Он ни за что не станет гнаться за мной, угрожая смертью, и уж тем более не отважится принять участие в… э-э… моей казни. Но вот помочь другим, более смелым и безрассудным, сумеет легко. Главное, чтобы при этом не пострадала его репутация.
– Я как-то в нави заглянула в его окно, – отрешенно проговорила Фиоре.
– И что увидела? Вероятно, воплощение некоей чувственной фантазии…
Она вспыхнула: Теймар почти угадал, до правильного ответа оставалось совсем чуть-чуть. В ту ночь дом Клефтона превратился в роскошные покои, сплошь задрапированные пурпурной тканью, а сам хозяин предавался любви с двумя девушками.
У обеих было
Об этой истории знал только Кьяран, и случившееся его очень обеспокоило. «Возвращайся ко мне домой, – встревоженно проговорил он. – С Солой как-нибудь разберусь!» Фиоре, собравшись с духом, отказалась, и теперь было странно вспоминать, что она сказала опекуну почти те же слова, которые только что произнес Теймар: «Клефтон не сделает ничего такого, что могло бы навредить его репутации. И, в конце концов, ты и сам знаешь – навь и явь никогда не пересекаются!»
Кьяран согласился, но как-то погрустнел…
– Если ночь за ночью повторяется одно и то же, – задумчиво произнес грешник, – то даже самый сладкий сон рано или поздно превратится в кошмар. Думаю, этот человек ждет наступления темноты со страхом. Скажи, а какие еще желания твоих знакомых исполнялись в нави?
Фиоре, радуясь возможности сменить тему, принялась рассказывать все, что ей было известно.
Она поведала Теймару о Мелии Рельмо, которая наяву столь тщательно следила за своей талией, что ее самая обильная трапеза едва ли смогла бы насытить котенка; в нави Мелия до самого рассвета поглощала фаршированных индеек, свиные окорока и пироги с рубленой печенкой, запивая все это пивом. Днем она была изящной женщиной с печальным и слегка голодным взглядом, а в царстве снов
