Отряд спал. С восходом солнца позавтракали наспех и снова в путь. Разговаривать старались вполголоса: тяжелые снежные шапки, казалось, грозно и неумолимо сползали с вершин.
Проводники чуть слышно инструктировали джигитов:
--Что необходимо делать в случае схода лавины? В первую очередь защитить дыхательные пути. Закрыть нос шапкой, шарфом, чем угодно - чтобы создать воздушную прослойку перед лицом. Барахтаться в лавине бесполезно, но когда она остановится, постараться как можно ближе оказаться к поверхности. Как определить где верх? Единственный способ: изо рта выпускают слюну, она стекает вниз. Кричать в снегу бессмысленно. Даже если спасатели будут находиться в десятках сантиметров над головой - не услышат, зато пострадавший услышит и голоса, и шаги.
Тропинка начала спускаться. Скоро граница, Пяндж, а там свои горы, безопасность. На лицах людей бродили улыбки, еще немного, и - отдых, радость за доставленный груз, богатый расчет. А груз, тяжелый, неудобный, упакованный в рюкзаки - отбивал спины, образовывал синяки и кровоподтеки.
Идти становилось веселее, начали встречаться редкие ели, ореховые саи, слепило солнце. А проводники остановились и замерли. Впереди, раскинувшись цепью, в камуфляжах и панамах, перепрыгивали с камня на камень пограничники. Видно было, как они махали им, приглашая сблизиться. Камалбек приказал залечь, он был взбешен. До дому - подать рукой, и опять эти неверные!
--Эй! Шурави! - крикнул он, всех русских презрительно называя 'советские'. - Разойдемся мирно!
Пограничники тоже попадали.
--Оставьте оружие и выходите по одному!
--Шурави! Здесь наша земля! Мы таджики! Не мешайте нам!
--Даем десять минут! - крикнул по-таджикски пограничник, выглядывая из-за булыжника. - Проверим документы и отпустим! Выходи без оружия!
Камалбек прицелился и выстрелил, пуля шлепнулась в камень и красиво запела. И сразу разгорелся бой. Хорошо обученные погранцы заходили с флангов, перебегали, ложились, то вскакивали, то, как змеи ползли меж валунов. Камалбек понимал, что необходимо отходить, но вражеский пулемет перехватывал инициативу. Он зарядил гранатомет и выпустил гранату в его сторону, взрыв - и пулемет умолк. Пока шел бой, двоих джигитов заставил рыть землю, спрятать груз. Нельзя, чтобы он попал в руки пограничников, а потом можно вернуться. Когда дело было сделано, груз захоронен, яма замаскирована, Камалбек, боясь окружения, приказал отступать. Но поздно, пока возились с грузом - 'шурави' заняли склоны и теперь поливали их сверху перекрестным огнем.
--Бесмилля рахману рахим! - коротко помолился Камалбек. - С нами Аллах! Вперед!
Впереди мелькали озлобленные лица таджикских пограничников, нарушители поливали их свинцом, в ответ получали свинец, один за другим падали подкошенные джигиты. Прорваться сквозь цепь погранцов удалось двоим. Яростно отстреливаясь, Камалбек со слугой уходили от погони. И когда наконец полностью оторвались, выяснилось, что слуга тяжело ранен в ногу. Близился вечер. Камалбек перебинтовал его и, спрятавшись в каменной пещерке, прижавшись друг к другу, голодные, они тяжело забылись. Бедняга всю ночь стонал, просил воды, его мучил жар. А утром, скрипя зубами, Камалбек подхватил раненого и спотыкаясь, побрел вниз, к реке. Если переправиться на ту сторону - спасение. Выбивался из сил, отдыхал, снова поднимался, и, не слушая уговоры слуги застрелить его - тащил и снова скрипел зубами.
Берег был пустынен. Камалбек быстро наломал сухого камыша, как мог, соорудил плотик, положил на него больного, вошел в воду и поплыл.
Когда с трудом добрался до другой стороны и выбрался на берег, вытянув за собой плот - в изнеможении свалился лицом в песок, раскинув руки в стороны. Буксуя, вдоль реки, на воющем джипе, с телохранителями, спешил отец. Почихан.
30
--Здорово, брат!
--Что, поздравляю?
--Да. Вот, откинулся.
Грек внимательно осматривал собеседника. Перед ним стоял высокий красивый парень, руки в брюках, в зубах беломор с жеваным мундштуком. Одет в костюмчик черного цвета, на рукавах - пятнышки от жиринок и пыли. Кепка сдвинута на глаза, на губах хамоватая улыбка.
--Погоняло?
--Цацей называли.
Вокруг - народ, ждали акима, который должен разрезать ленту, открывающую презентацию новой пристройки областной больницы. Аким задерживался на двадцать минут, рядом с пристройкой на бетонной дорожке, музыканты из славянского общества исполняли рок-н-ролл и казахские народные мелодии.
--Отойдем!
Они выбрались из толпы и остановились возле навеса шашлычника, от мангалы тянуло аппетитным дымом. Грек, опираясь, положил руку на сооружение, напоминающее столярный верстак, где шашлычник разделывал мясо и резал лук. Тот недовольно на них косился, ловко стругая ножом тонкие ломтики хлеба.
--Мне передавали маляву на тебя. Я в курсе, сделал ты все как надо. Чем собираешься заниматься? Что умеешь, Цаца?
Цаца мечтательно вздохнул.
--Эх, пожрать бы сейчас! Да бабу! Давно не мацал... Стоит - как морковка!
Нахальным взглядом проводил девицу, фланирующую по тротуару туда обратно.
--Вот курва! Специально жопой вертит! Сечет ведь, что я влюблен!
Грек повернулся по направлению его взора и весело успокоил:
--Скинься в тюбик, там сыро и прохладно. Успеешь. Их блядей всех не перетрахаешь. Так что умеешь?
--Умею? Ты, командир, вздохнуть не даешь. Абшибиться умею, жухать не дурак, в картишки, там, перекинуться. Что ещё? Взять хавиру могу, зонт спустить...
--Ну ладно, Рыбкин! Уши не топчи, съезжай с базара. Бирку получил?
Цаца вынул удостоверение личности и небрежно, держа двумя пальцами, сунул Греку.
--Зачем? - отстранил Грек. - В отделе кадров лачпорт засветишь. Ну? Я Мурке о тебе базарил, в принципе она не против. Будешь пока у Кости в роте пехотить. Знаешь такого ротного? - поинтересовался Грек. - Проверим тебя на вшивость пару месяцев, а там видно будет. Но - борзой, борзой, и коцаный шибко. Вижу. Значит, говоришь, пожрать мастак? - Грек помедлил, затем сунул лапу в портмоне, расстегнул внутреннюю молнию, взял деньги и подал Цаце. Это подъемные.
Цаца удивленно присвистнул, мгновенно сосчитав купюры.
--У тебя хороший вкус, Грек! Бля буду, не жадный бардым! Только боюсь не заслуженно.
--Отпахаешь! А сначала - погуляешь маленько, отдохнешь. Сейчас лоретку поймаешь, пощупаешь маркоташки, потрудишься на ней, злость сбросишь. - Грек склонился к уху Цацы и доверительно шепнул. - Да! Как у тебя с... Абдаста имеется?
--Не-а. Я ствол в арык выбросил, когда меж двух огней наголо остался. Опера, суки, засаду соорудили.
--Ладно, не проблема. Ко мне больше не приходи. Твой патрон - Костя, все вопросы он разведет.
Грек перестал улыбаться и, глядя в глаза, жестко предупредил:
--У нас дисциплина. Костя - твой бог. Захочет - тебя уроют, захочет опетушат. Ты полный ноль. Пехота. Там, за забором, сделал все как надо, с тобой рассчитались, а здесь другое. Проявишь себя - Костя тебя продвинет, провинишься - не обессудь. На моих глазах не появляйся, встреч не ищи и не звони. И тем более, если собой дорожишь, забудь такое имя - Мурка. Нужен будешь - тебя найдут, нет - сопи в две дырки. В любом случае все решит Костя. - Грек помолчал. - Сообразил? Но думаю, скоро понадобишься!
Цаца мял купюры, будто карты: сгибал, резал и тусовал. Сощурился, и хитро спросил:
--Может, отдать бабки? А, Грек? - и натянул кепочку еще ниже на глаза. - Ротный! Пехота! У вас что, дивизия? Армия? Так мне по уставу служить не положено. Шулер я! И мошенник. Понял, Грек?
--Труханул, что ли? - удивился Грек и посмотрел на шашлычника, который относил хлеб клиентам. - Не ссы в компот, там повар ноги моет! А насчет армии, Цацуля, ты прав. И вообще - врюхался по самые яйца! Ещё там, за забором врюхался. Забыл? - было прохладно, Грек застегнул верхнюю пуговицу рубашки, закрывая край волосатой груди. - Эй, отец! - позвал пожилого хозяина, узбека. - Сооруди пяток шашлыков! - и повернулся к Цаце. - Хватит тебе пяток?
