определенно некогда. На следующей неделе окончательное прослушивание – надо не ударить в грязь лицом, так что мне не до веселья.
– Ох, уж эта мне одержимость семейства Ларков!
– Да, мы такие, – усмехнулась Эрин. – Скорее всего здесь влияют гены.
Они еще некоторое время поболтали, стараясь обходить острые углы. Наконец Эрин отправилась спать, а Саманта с тоской уставилась на черные корешки бухгалтерских книг. Как же ненавистна ей была вся эта писанина!
4
День выдался погожим. Воздух наполняли щебет птиц, стойкий запах земли и лошадей. Засунув руки в карманы, Каллен подошел к одному из трех открытых манежей. В центре круга, высокий и подтянутый, стоял Кинан, одетый, как всегда для работы, в коричневые брюки и белую рубашку с длинными рукавами. Отец занимался с Гордым. Вот он отдал команду, подкрепив ее резким щелчком кнута, и лошадь взбрыкнула – скорее от переполнявшей ее энергии, чем в знак протеста.
Каллен уселся на перила и с удовольствием наблюдал за движениями Гордого, полными грации и силы. Лошадь действительно была замечательная. Наконец Кинон обернулся и заметил его.
– Ты опять с утра работал? Не можешь ни дня прожить без этой суеты? – спросил он вместо приветствия.
Каллен не сдержал улыбки: отец всегда выражался предельно прямо.
– Да, целый час говорил с лондонским филиалом, теперь могу дух перевести.
– Да, жизнь у тебя суровая, сынок.
– По-разному бывает. Мама сказала, ты хотел меня видеть?
– Верно. А вообще-то мне хотелось тебя видеть последние девять лет и даже больше. Хорошо, что ты решил пожить с нами подольше, а не заскочил, как раньше, на несколько дней.
– Я тоже рад, что приехал домой.
Кинан умелым движением развернул Гордого и пустил его рысью. Лошадь навострила уши, словно стараясь предугадать, что потребуют от нее дальше.
– Конечно, ни я, ни мать не против того, что ты расширяешь семейный бизнес и приумножаешь состояние.
– Неужели? У меня просто гора с плеч свалилась! – усмехнулся Каллен.
Однако Кинан не принял шутку – в брошенном на сына мимолетном взгляде мелькнула досада.
– Но рано или поздно наступает момент, – продолжал он, – когда даже Маккензи следует остановить. Я просто хочу спросить, что нам с матерью делать со всеми деньгами, которые ты заработал? Мы не собираемся заказывать себе унитазы из золота, как какой-нибудь турецкий султан.
– Я никогда не сомневался в вашем отменном вкусе.
Кинан резко остановил Гордого и сверкнул глазами на Каллена:
– Нам, Маккензи, амбиций не занимать, но мы никогда не переступали границ разумного. А у тебя просто какая-то нездоровая одержимость! Мать это беспокоит, да и мне, положа руку на сердце, последние несколько лет это тоже не очень нравится. По-моему, тебе пора остановиться.
– Слушаюсь, сэр! – Каллен шутливо отдал честь.
– Не ерничай, я разговариваю с тобой серьезно и хочу тебе сказать, в жизни не все крутится вокруг денег, – жестко проговорил Кинан, не давая Каллену возразить. – И еще хотелось бы узнать, что у тебя на уме. Собираешься сиднем сидеть все лето или все же рискнешь хоть изредка помочь?
– Слушай, отец, у меня отпуск как-никак. Кроме того, ты же знаешь: моя главная задача сейчас – уговорить Уитни выйти за меня замуж. А это, оказывается, не так-то просто. Если я стану отвлекаться, тебе не скоро удастся стать дедушкой.
– А ты побольше хлопай ушами, – с досадой откликнулся Кинан, глядя, как Гордый нетерпеливо бьет копытом. – Мне известно, что в пятницу Мисси Баррисфорд увезла Уитни на выходные в Нью-Йорк, а тебе оставалось сидеть и локти кусать.
– Отец, послушай. На ранчо все отлично организовано твоими заботами. Каждая травинка на своем месте, за всеми лошадьми надлежащий уход. Я буду только мешать. – Каллен неожиданно почувствовал, как при этих словах у него больно сжалось сердце, даже перехватило дыхание. – Я стану обузой.
Кинан, нахмурившись, снова пустил Гордого рысью.
– Мы с матерью надеялись, что ты поселишься здесь, когда наконец женишься. Ведь это твой дом, сын.
– Да, здесь моя семья. Но жизнь моя протекает в больших городах. Почему это так сложно понять? Нам с Уитни придется большую часть времени проводить за границей. Ты ведь знаешь об этом.
– Признаться, мы думали, что этим летом ты пересмотришь свои взгляды…
– Боюсь, что в наших представительствах в Нью-Йорке, Лондоне и Гонконге этого не поймут. Об Уитни я уже и не говорю. Ты представляешь, что меня ждет, если я предложу ей остаться в Виргинии?
– Думаю, она тебя на куски разорвет.
– И я о том же.
– Поразительно! Ты не успел еще надеть ей кольцо на палец, а она, я смотрю, тебе кольцо, как быку, в нос вдела.
– Уж кто бы говорил! Если маме что-то не нравится, не ты ли сразу начинаешь колебаться?
