пятнадцати тысяч, а в последующие дни – до тридцати.
На соревнования съехалось столько участников, что все гостиницы в радиусе пятидесяти миль оказались забитыми до отказа. Были полны все стойла, выстроенные дедушкой Каллена за основной конюшней специально для этого случая.
Всевозможного размера и расцветки трейлеры с лошадьми запрудили дороги, ведущие к ферме Маккензи. В специальных фургонах продавалось что угодно: от горячих сосисок и пива до футболок и кепок с эмблемами состязаний. К западу от дома раскинули огромный шатер, где были расставлены столы и стулья. Там можно было перекусить более обстоятельно.
Уже были установлены телевизионные камеры, чтобы транслировать первый этап.
Кинан сидел в своем кресле на веранде и с довольным видом посматривал вокруг.
– Вот мы и снова все устроили.
Лорел хотела было сказать, что это дело рук ее и еще восьмерых помощников, но благоразумно промолчала. А Кинан удовлетворенно заметил:
– Слава богу, английская корона в свое время верила в будущее крупных хозяйств.
– Слава богу, Эйдан Маккензи оказался честолюбивым малым, – поправил отца Каллен. Он стоял рядом с ним и с не меньшим удовольствием оглядывал радующую глаз картину.
– И это верно, – весело фыркнул Кинан.
– Интересно, представлял ли себе дедушка, во что выльется его затея, когда учреждал эти соревнования шестьдесят семь лет назад?
– Думаю, все это лучше представляла себе твоя бабушка, – с иронией заметила Лорел, сжимая руку Кинана. – Сколько раз она повторяла мне, что у Дарби была только общая идея, а вытаскивать все досталось ей.
– Смотрите, вон Саманта. – Кинан указал в сторону дороги.
Каллен повернулся и увидел Сэм, ведущую в поводу Чародея. В отличие от нарядной публики она была в джинсах и изумрудного цвета рубашке с закатанными до локтя рукавами. Медные волосы ее были собраны в пучок на затылке, и Каллену почему-то пришло в голову, что в такой же пучок были сжаты ее нервы все эти пять лет.
Чародея, очевидно, волновало обилие лошадей, людей и царившая вокруг суета. Каллен заметил, как Саманта погладила лошадь по шее и прошептала ей на ухо что-то ободряющее. Потом она посмотрела на собравшихся на веранде Маккензи и, широко улыбнувшись, приветственно махнула рукой.
Каллена удивило, что Сэм выглядит такой бодрой и веселой. Пять лет волнений и тревог как не бывало. «Возможно, это потому, что она занимается любимым делом», – подумал он. Ему вдруг стало ясно, что Саманта олицетворяет все то, от чего он пытался бежать на протяжении двенадцати лет. Она венчала собой трехсотпятидесятилетнюю историю рода. В ней жила яростная любовь к земле ее предков – и к лошадям. Она жила той жизнью, которая ей предназначалась, и, наверное, именно поэтому Каллен в последние годы старался ее избегать. Саманта служила ему постоянным напоминанием о том, что сам он живет не своей жизнью.
Теперь Каллену было не страшно признаться себе, что, спасаясь от чувства вины, от боли, он создал искусственный мир, отчаянно цепляясь за фантазии о будущем с Уитни. Ему не хотелось ни о чем задумываться и ни о чем вспоминать. Чувство самосохранения или самообмана заставляло его отгораживаться от Саманты: если бы он остался, она бы пробудила слишком много чувств в его душе…
Каллен тряхнул головой и снова посмотрел на дорогу. За Самантой следовали Бобби Крейг с Центральным, Энди с Флорой и Мерибет – с Несси. Мигель Торрес с Калидой проехали на голубом пикапе в сторону стоянки.
– А где Уитни? – поинтересовался Кинан.
– Ее привезет Мисси Баррисфорд, – нарочито спокойно ответил Каллен. Однако перед самим собой притворяться было бесполезно. Каждый день его неотвязно преследовала мысль: как ему поступить с Уитни.
– Не могу поверить, что Саманта Ларк собралась выступать на четырех лошадях, – нахмурилась Лорел, когда Саманта со своими спутниками проследовала мимо. – Это же самоубийство!
– Ничего особенного она не делает, – успокоил жену Кинан. – В прошлом году так же поступила Арианна Шепард и стала лучшей наездницей года. Есть о чем задуматься. – Он выразительно посмотрел на сына.
– Конечно, отец, – улыбнулся Каллен. – А что, если я выступлю неважно? Ведь это мои первые серьезные соревнования за двенадцать лет.
– Ну уж нет! – возмутился Кинан. – Ты должен войти в первую пятерку – и больше не будем об этом.
– Слушаюсь, сэр.
– А мне будет достаточно, если ты просто останешься жив, – сказала Лорел, целуя сына.
Каллен хотел еще что-то сказать, но промолчал, увидев неприятную картину: Каспар Рейнхарт при полном параде подошел к Саманте и поцеловал ее в губы. Каллена возмутила до глубины души наглость немца. Он едва сдержался, чтобы не вспылить, но вовремя взял себя в руки и взглянул на часы.
– Отец, через двадцать минут твое интервью для телевидения. Нам надо продвигаться к главной арене.
Каллен покатил кресло Кинана по дорожке, и они влились в поток наездников, лошадей и зрителей. Все радостно приветствовали Кинана – ведь он был устроителем и многолетним участником этих состязаний. Он знал всех по именам, помнил, кто на какой лошади выступает, и для каждого у него находились добрые слова, Кинан походил на короля, приветствующего своих подданных.
Оставив отца в окружении телевизионщиков и репортеров, Каллен отправился в конюшню седлать Гордого. До начала соревнований оставалось еще добрых сорок минут, трибуна, где должна была сидеть
