– Иди сию же минуту домой!
– Кораблики! Кораблики! – пел он весёлую ребячью песенку.
– Ты промочишь ножки! Ты заболеешь! – пугал Самоделкин, прыгая на своих пружинках по тротуару.
Конечно, Самоделкин догнал мальчика, только в ручей ступить боялся, поэтому не мог поймать Прутика.
– Я кому говорю, слышишь?
– Кораблики! Кораблики! – пищал Прутя.
– Ну постой же, Прутик! Остановись! Хочешь, я тебе сказку расскажу? Только иди сюда. Ой, какую сказку я знаю!.. Вот послушай… «Жил-был… маленький непослушный… Паровозик…» Не бегай по лужам, Прутик!
Но Прутя ничего не замечал, кроме корабликов.
– Да я тебе такой кораблик сделаю! Самый хороший! Настоящий кораблик!
Мальчик тут же остановился, и запыхавшийся от погони Самоделкин уме поймать его за курточку.
– Кораблик! Хочу кораблик! – сказал Прутя.
– Будет у тебя кораблик!.. Ох, устал!.. Идём домой! Сначала высохнешь, наденешь тёплые ботинки, потом кораблик станем делать. Ты, Карандаш, нарисуй нам, пожалуйста, новые ботинки. А для меня инструменты, какие мне будут нужны: пару сосновых дощечек и разные винтики. Ничего не поделаешь, надо мастерить кораблик.
Они прибежали домой, раздели Прутика, растёрли его мохнатым полотенцем, которое нарисовал Карандаш, уложили мальчика в постель.
Волшебному художнику и тут пришлось поработать.
Мягкие кровати, одеяла, удобные стулья, круглый стол, румяные свежие булочки, чашки с горячим молоком, большую печку (на всякий случай) – всё нарисовал Карандаш.
И только часы-ходики не рисовал Карандаш. Они почему-то уже висели на стенке. Знаете, раньше были такие старинные часы, которые на стенку вешали, а под ними круглый маятник делает всё время так: «Тики-так, тики-так и не так…»
Почему эти ходики появились вместе с домом, никто не знает. Но у волшебников всегда так: обязательно какое-нибудь чудо получится.
Самоделкин сам удивляться перестал таким чудесам. Правда, он ужасно волновался, как бы не простудился Прутик. Мальчик ни за что не хотел укутываться, не хотел пить горячее молоко, и Самоделкину пришлось уговаривать Прутика.
– Если ты не будешь меня слушать, я не смастерю тебе кораблик, – сказал Самоделкин.
Конечно, Прутик моментально выпил молоко.
На улице наступил вечер.
– Ах, как я сегодня устал! – вздохнул Карандаш, когда съел румяную булку и выпил чашку молока. (Волшебники тоже пьют молоко.) – Я так как хочу спать! – и он зевнул. (Волшебники тоже иногда зевают.)
– Ну, конечно, – сказал Самоделкин, – мальчику пора спать. Все ребята в такое время спят. Прутя, не хлопай глазами! Спи сию же минуту! За это я расскажу тебе сказку…
– Ты не умеешь воспитывать, – заметил Карандаш. – Надо показывать ему пример.
Маленький художник, зевая во весь рот, снял курточку, штанишки, нарисовал гвоздик на стене у кровати, повесил на гвоздик свою одежду, лёг на чистую белую простыню, с головой залез под одеяло и крепко-крепко уснул.
– Соня, – проворчал Самоделкин и стал рассказывать сказку. – «Жил-был на свете маленький непослушный Паровозик…»
За раскрытым окном, как большие деревья, шелестели кусты. Где-то неподалёку бегали, громко топая ногами, ребята. Но вот и ребята ушли. На бульваре стало тихо. Пришла ночь. И никто не заметил, никто не увидел необыкновенный дом, спрятанный под густыми листьями в самом тихом уголке бульвара, который назывался Голубым Прохладным бульваром.
Глава девятая,
про мышку и кошку
Самоделкин висел во сне голубые, зелёные, белые, красные, чёрные, полосатые паровозики.
Они бежали по рельсам, гудели своими тонкими трубами: «Ту-ту-ту! Ту-ту-ту-у-у!»
И вдруг один паровозик начал скрипеть, как будто бы у него забыли смазать колёса: «Тррак! Тррак! Тррик!»
Он скрипел так жалобно и громко, что Самоделкин остановил его и, конечно, хорошенько смазал все двенадцать колёс паровозика. Разве мог Самоделкин допустить, чтобы скрипел хоть один паровозик, даже если этот паровозик приснился и на самом деле нет рядом никаких паровозиков, ни белых, ни чёрных, ни полосатых, ни красных? Вот почему Самоделкин взял большую маслёнку и смазал колёса. Но паровозик начал скрипеть ещё громче: «Тррак… Трррик… Трррык!..»
– Ничего не понимаю! – сказал во сне мастер Самоделкин и проснулся.
В комнате было тихо. Луна светила в окно, и шелестели над крышей листья. В углу комнаты ласково тикали часы-ходики: «Тики-так, тики-так и не так…» Самоделкин закрыл глаза, и тут на всю комнату послышалось: «Трр-ррак! Трррик! Трр-ррак!»
Это скреблась мышка: «Трррик! Трррак! Трррик!»
Самоделкин хотел уснуть, но мышка заскрипела ещё громче.
Тогда Самоделкин постучал о стенку, чтобы напугать вредную мышку. Но мышка скрипела так отчаянно, что проснулись и Карандаш и Прутя.
– Кто это? – спросил Карандаш. – Кто?
– Зачем ты нарисовал мышку? – заворчал Самоделкин.
– Я не рисовал мышку, – ответил Карандаш, – честное слово, не рисовал!
– Ничего себе, хорошенькое дело, мышку не рисовал, а мышка скребётся! Может быть, я нарисовал мышку? – сказал Самоделкин.
Мышка скребла всё громче и громче. Карандаш не выдержал, схватил свой ботинок и запустил его тёмный угол комнаты. Мышка секунду затихла, но потом:
– Трик! Тррак! Трик! – весело сказал Прутя.
– Трррак! Тррик! Тррык! – отозвалась мышка.
– Ребёнок не спит! – возмутился Самоделкин.
– Нет, я больше так не могу! – вскричал Карандаш.
Он встал. И как вы думаете, что сделал Карандаш? Взял и нарисовал кошку. Симпатичную, пушистую, серую кошку.
В комнате сразу стало тихо. Мышка почему-то больше не скрипела. Самоделкин повернулся на левый бок и задремал, Карандаш закутался в одеяло и…
Нарисованная кошка сначала прошлась по комнате, потом услышала, как тикают часы-ходики: «Тики- так, тики-так…» Потом увидела, как подпрыгивает маятник на часах. Она посмотрела на него своими зелёными глазами и мяукнула. Ей показалось, что это круглый чёрный мышонок с длинным тонким хвостиком.
Она стала подкрадываться, потом прыгнула. И маятник, и часы, и нарисованная кошка с ужасным грохотом и мяуканьем упали на пол.
– Я больше так не могу!! – закричал Самоделкин.
– Брысь! – крикнул Карандаш и запустил в кошку второй ботинок.
А Прутя захлопал в ладоши и засмеялся. Так ему было смешно.
Они втроём стали бегать за кошкой. Они кричали, кошка мяукала, носилась по комнатам. Падали стулья, разбивались чашки. Пока сама кошка не догадалась выпрыгнуть в окно.
– И зачем ты нарисовал эту кошку? – сказал Самоделкин.
– Мальчик до сих пор не спит, – сказал Карандаш. – Это никуда не годится.
– Надо спать, – строго заметил Самоделкин.
