необыкновенную козу. Она бегала наперегонки с маленькими ребятишками. Их было много вокруг неё. Коза так бегала, так подпрыгивала, что сверху казалось, она говорит: «Забодаю, забодаю, забодаю…» И что-то звенело над городом в синем глубоком воздухе: не то бубенчики, не то ребячий смех. Наверное, потому, что коза была вся в цветочках. И ромашки прыгали вместе с ней по бульвару, который с высоты казался маленькой зелёной лужайкой. Поэтому нельзя было понять, откуда появились на лужайке белые крохотные клеточки. Словно зелёный мышонок, маленький, весь в белую клеточку, мяукая, бегал за ребятишками и козой.
Потом железный пилот увидел речку, похожую сверху на синий прохладный ручей. Увидел парусный кораблик с большими золотыми буквами на борту:
А под ними, наверное, были совсем незаметные буквы: «Продажа заводных пароходиков».
«Почему на нём такие унылые грязные паруса? – подумал Самоделкин. – Почему рядом не видно весёлой стайки заводных корабликов? Почему не спешат к магазину мальчишки, выбрать себе настоящий заводной кораблик прямо на воде? Почему?»
Но самолёт унёс удивлённого Самоделкина от реки, от плавающего магазина, от города и Волшебной школы. Город утонул в синеве. Мотор гудел. Ветер покачивал крылья. Самоделкин внимательно смотрел вокруг: нет ли где шара с потерянным другом. Нет ли где другого шара с мальчиком и собакой. Но только птицы и несколько детских шариков плавно плыли мимо самолёта. Их, наверное, нечаянно потеряли дети, живущие далеко-далеко внизу. А в такой же далёкой высоте неслись огромные самолёты. Люди смотрели в круглые окна и говорили:
– Смотрите, какой отважный человечек! Он летит один и совсем не боится!
А на больших самолётах иногда летают маленькие дети. Они узнали Самоделкина, железного человечка. Они махали ему руками:
– Это Самоделкин! Это Самоделкин, смотрите! Смотрите!
Но Самоделкин их не видел. Он был очень занят. Пилот не имеет права отвлекаться. Машина любит внимательных и отважных. Пилот, если он долго летит, если ему грустно, может петь какую-нибудь песню. И железный человечек запел:
И Самоделкин понизил голос, будто подражая голосу недовольного вагона:
Ветер пел на крыльях, и пилот пел такой припев незнакомой песенки:
Внизу туманилась на солнце коричневая зелёно-голубая равнина. Бежали ручейками широкие, наверное, реки. А Самоделкин пел, подражая скрипучему голосу вагона:
В багажнике самолёта, как в бочке, отражалось эхо и словно подпевало тоненькими голосами:
В конце концов, если друг потерялся, надо во что бы то ни стало найти его. Потому что нет на свете ничего нужнее друга: маленького или большого, но только верного друга. И храбрый Самоделкин пел, подражая голосе вагона:
Так в песенке вагон убеждал того, кто посмел утянуть его неизвестно куда:
передразнивал вагон, и в багажнике самолёта эхо повторило тонкими голосами припев:
Глава шестнадцатая,
в ней самолёт начинает разговаривать
Железный человечек поглядел вниз и увидел только синюю ровную глубину до самого горизонта.
– Море! – воскликнул догадливый Самоделкин. – Океан! Вон и пароходы – словно игрушечные плавают. И зелёные острова…
– Где пароходы? Где? – вдруг пискнул самолёт.
И железный человечек от удивления чуть не выпрыгнул из него прямо в небо. И конечно бы утонул. Железные человечки не умеют плавать. Он оглянулся и ахнул. Из багажника выглядывали Чижик и Настенька. Вот оно какое эхо подпевало в багажнике самолёта!
– Вы как сюда попали? Кто вам разрешил?
Наивный Самоделкин. Задаёт смешные вопросы. Пока он закрывал школу, ребята вернулись и незаметно влезли в багажник самолёта.
– Где Прутька? – волновался железный человечек.
– Он в багажнике не поместился, – ответил девочка.
– Что я слышу! – вскричал Самоделкин. – Вы оставили Прутю одного! Как вы могли?! Я немедленно вернусь! Но по вашей вине погибнет Карандаш, погибнет Бабучило. Если они уже не погибли…
Самоделкин повернул самолёт, и машина, конечно, сразу послушалась его. Но пока самолёт летел туда, куда и ветер, всё было в порядке. А когда перегруженный самолёт пошёл обратно, сильный ветер закачал его, словно это был не самолёт, а лодка среди плюхающих морских волн. Крылья задрожали, мотор начал давать перебои, машину тряхнуло. Ребята схватились друг за друга, чтобы не выпасть из багажника.
– Надо ждать, пока переменится ветер, – в полном отчаянии сказал железный пилот и повернул машину туда, где в море зеленел крохотный островок, обрызганный волнами.
Самолёт, натужно гудя мотором, сел среди настоящих, но, вероятно, совсем не нарисованных пальм. Ах, если бы они были нарисованы!
– Это, наверное, Карандаш нарисовал пальмы на жёлтом песке, – тихо сказала девочка.
Самоделкин только печально вздохнул. Ребята сели на мягкую, как перина, траву. Море шумело за деревьями, плюхалось о берег. Пальмы баюкали тихим шелестом.
– Я спа-ать хочу! – зевнула девочка. И уснула.
Ведь она была совсем ещё маленькая девочка.
– Я тоже спать хочу! – жалобно сказал Чижик. И уснул.
Ведь он был совсем ещё маленький.
Настенька видела во сне ребятишек, у которых почему-то были расстёгнуты все пуговицы на курточках. И ребята могли простудиться.
Мальчику снились папа и мама, которые до сих пор так и не знают, как зовут их ненаглядного Чижика: Зайчонок? Солнышко? Звоночек? Или Воробушек?
Глава семнадцатая,
в которой появляются…
Я даже не знаю, кто появляется в этой главе. Пока Самоделкин с ребятами ждёт на далёком острове, пока художник и Нарисованный Мальчик летят неизвестно где, наверное, очень даже не близко, нам надо посмотреть на Волшебную школу, проведать Прутика.
Но сначала я расскажу о том, какой парусный кораблик увидел Самоделкин, пролетая над городом. Потому что не все ребята знают про этот кораблик. Вот раньше все мальчики знали. Даже многие девочки. А теперь знают не все.
Кораблик очень красивый. Такой, какими были старинные-старинные парусные корабли. У него три высокие тонкие мачты. Они скрипят, поют, если ветер качает их, надувая белые лёгкие паруса. И ветер гудит в медных старинных пушках, словно это не пушки, а сигнальные трубы.
