все суда были на воде. Я не стала вытаскивать груженый каяк на берег: потом, при отливе, пришлось бы волочить его по песку. Поэтому я оставила судно на плаву, привязав его за крюк.
Поселок раскинулся на береговом откосе посреди открытой тундры. Одно-двухэтажные домики, деревянные мостки или доски через грязные лужи, ступенчатые переходы через трубы, протянутые над землей — типичный поселок края вечной мерзлоты.
В квартиру двухэтажного дома к Петровым я направилась прямо в том виде, в каком сидела в каяке. Сняла только спасжилет и «юбку». «Кто?» — настороженно донесся из-за двери женский голос. «У меня записка от Турина». Дверь приоткрылась. Женщина недоброжелательно оглядывала меня. Мокрые капроновые штаны с нашитой пеной на коленях для защиты от камней, кроссовки — у меня был такой вид, будто я разгуливала по пояс в воде. «Заходи».
Я стала стаскивать кроссовки.
— Брось, не разувайся!
— Нет, позвольте, я все же разденусь.
С гидроштанов под кроссовками стекала вода, их тоже пришлось снять. «Да. Всего пара дней, а как уже отвыкла от цивилизации, не догадалась ботинки сухие надеть, людей пугаю», — подумала я. Процесс переодевания разрядил напряженность. Я поняла, что недоброжелательность собеседницы лишь внешняя. «А дедушка болен, лежит вон».
Я поведала Петровым о своих планах, о том, что хочу быстрее попасть в верховья Канчалана.
— А как ты сюда приехала.
— На каяке.
— Что за кияк такой?
Мы выглянули в окошко, откуда открывался вид на реку, на причалы. Среди моторок мой кораблик смотрелся невнушительно.
— На этой штуке через лиман?! Пойдем к Макушкину, пускай он тебе бензин дает.
В доме у Макушкина, председателя совхоза, я для солидности вытащила свое командировочное удостоверение от журнала «Вокруг света».
— Вообще-то я путешественница, — представилась я, — но так как мое путешествие немного необычное, интересное и в чем-то уникальное, я заинтересовала им журнал и редакция оформила мне командировку, так что потом напишу статью, а так, в общем, путешествую для себя. Хочу посмотреть Чукотку.
Директор оказался человеком добрым. Родом из Иркутского края, с Онота, вот уже несколько лет, как он приехал на Чукотку и так полюбил ее, что теперь прочно здесь обосновался. Узнав, что я тоже была на Оноте, в его родных краях, он проникся ко мне еще большим расположением.
В том, что путь на Танюрер действительно вполне реален через тот самый ближайший перевал, который я наметила как один из возможных проходов (его и указала основным в картах, оставленных в Москве, в турклубе на случай поисков меня при несчастном случае), я узнала только здесь, у директора совхоза. Вполне реален в том смысле, что по притокам Канчалана действительно можно подниматься по воде, ведя каяк на бечеве, до начала основного крутого подъема на водораздел, по которому посуху, до начала достаточной глубины ручьев, притоков Танюрера, нужно волочиться всего десять километров.
— А встречу я оленеводов?
— Вряд ли, к тому времени, как ты туда доберешься, они уже откочуют из того района, — разочаровал меня Макушкин. И подытожил:
— Программу максимум, конечно, по времени не успеешь. Ну, что ж, выделю бензин, пусть Ятынто тебя везет. Сейчас вода низкая, не знаю, докуда уж сможете подняться.
Что до поселка я добралась своим ходом на этаком утлом суденышке, думаю, сыграло немаловажную роль в том, что директор пошел мне навстречу, выдав для меня дефицитное топливо и людей для заброски наверх. О деньгах здесь даже не было речи. Макушкин устроил меня ночевать в гостевой комнате конторы совхоза, где на пружинных кроватях были навалены матрасы и одеяла. В девять утра я пришла в кабинет Макушкина.
— Мы тут подумали, тебе надо менять маршрут, — Макушкин со своим молодым заместителем Ятынто стояли у карты, висящей на стене кабинета. Я опешила.
— А что случилось?
— Да, мы тут рассудили, ты не сможешь тут пройти, вот другой маршрут, тут полегче, — и директор изложил мне именно тот самый вариант, который я рассматривала в прошлом году: вариант подъема по Ынпынгэвкуулю. — Там короткий волок, там проще.
Здорово, подумала я, значит правильно предугадала приемлемый путь. Но сейчас я была настроена на другой вариант, на подъем по Канчалану.
— Нет, я все-таки пойду своим путем. Там больше гор, там разнообразнее.
— С этим согласен, но ведь это сейчас погода стоит, а как дожди пойдут… Нет, я бы все же советовал по Ынпынгэвкуулю.
Ох уж эти отговоры, как они мне надоели. Правда, Макушкин не сильно настаивал и в результате сказал, что по Канчалану после обеда меня повезет Николай, который лучше знает там места.
Я зашла к Петровым попрощаться, там меня и накормили, и нагрели воды, чтоб помылась перед дорогой. Дедушка Петров скрупулезно пытал меня:
— Нет, ну какой Гачгагыргываам! Девка с ума сошла. Да не пройдешь ты там! Куда тебя черти несут? Да ты в Ныкчеквеем-то не попадешь! (Ныкчеквеемом здесь называли правый приток Канчалана, помеченный у меня на карте как Тнеквеем.)
— У меня карты, сориентируюсь.
— Какая карта! Там столько проток, не разберешься! Ну, ладно, там ориентир есть, если поднимешься и вскоре скала и порог, значит правильно идешь. А потом избушка будет.
— Да ходила же она, — заступилась за меня жена.
— Ну что ходила! Гачгагыргываам! Ну как она пойдет! Мы на моторке там еле пробирались. Тебя снесет!
— Бечевой пойду.
— Ну ладно, вернется, — вздохнул дед и добавил грозно: — В случае чего вниз возвращайся!
— Вернусь, конечно, — успокоила я его.
— А что у тебя от медведей?
— Ничего, — был у меня дома фальшфейер, но я сознательно решила его не брать, слишком тяжелый, граммов четыреста.
— Ничего!! С ума сошла девка.
— Да я на Камчатке…
— Да что Камчатка! — перебил меня дед. — Ой, — он порылся на полке. — Вот тебе ракетница, сверху навинчиваешь патрончик, за пружину дергаешь, он взлетает, разберешься. Так. А костер? Ты же не разведешь. Здесь такие ветра!
Дедушка подарил мне ветровые спички, запаянные в полиэтилен. Они хранятся у меня до сих пор. Еще он дал мне фальшфейер.
— Дают — бери! — приказал он, видя мои протестующие жесты. — Так. Какие у тебя там блесны? Вот тебе блесна, на эту точно поймаешь. Что ты говорила у тебя из продуктов? Крупа? Вот, мясо возьми, — дедушка вручил мне банку тушенки.
— Неудержимая! — окрестил меня дед напоследок — Неудержимая…
— Мы слышали, ты хочешь в Певек выйти? — Лена Меланье стояла за рулем моторки. Она отправилась провожать меня со своим мужем Николаем. Это была та самая моторка, шум которой разбудил меня на лимане, та, которую я видела в устье Канчалана. Они ведь искали меня там, да не разглядели. Лена с Николаем были очень рады, что у меня такая мечта, что я хочу выйти к Ледовитому океану, и что они меня подвозят.
Река сильно петляла, делилась на две большие протоки, далеко расходящиеся друг от друга — как бы на две отдельные самостоятельные реки. По берегам сплошняком росли кустарники ольхи и карликовой березки. Среди них выделялись отдельные более высокие деревца ивы. Сначала рельеф был настолько плоским, что стена кустов и являлась границей нашего обзора. Пейзаж был довольно унылый, под
