– После того, что я вам рассказал?..
– Ну да, ну да...
«Вот это уже точно не мое дело. И куда меня понесло?» – подумал про себя доктор.
Обругав себя, он вынул бланк, начал его заполнять. Остапенко удовлетворенно следил за его работой.
– Это куда? – спросил он деловито.
– Туда же... Это выписка из карты. Больничные выписки тоже с собой захватите, обязательно.
– Само собой. А карточка... разве вы не дадите мне карточку?
Доктор с сожалением развел руками:
– Не могу. Карточка должна находиться в поликлинике. Только по официальному запросу.
– А все же носят с собой. Я же сам с ней пришел, она у меня дома лежала всегда...
Доктор улыбнулся:
– Сами виноваты, Сергей Семеныч, с вашим рассказом. Теперь все. На руки не получите.
Остапенко что-то прикинул, пожевал губами и, по-видимому, решил, что остальных документов будет вполне достаточно.
Что до доктора, то ему было, откровенно говоря, наплевать, соблюдается ли означенное правило. Его нарушали все кому не лень. Но он опасался, что Остапенко свою карточку потеряет, а тогда придется все восстанавливать, и в этом случае ему небо с овчинку покажется. О каких-либо санкциях в отношении себя он не задумывался, благо никогда прежде не оказывался в центре внимания спецслужб.
Доктор посмотрел на часы: начало десятого. Пора закругляться, черт побери.
– Все, Сергей Семеныч. Время позднее, скоро закроемся. Берите бумаги – и желаю удачи.
– Премного благодарю. – Остапенко, морщась, встал. Суставы давали о себе знать.
Доктор смотрел на него с искренним сочувствием. Радиация может аукнуться самым причудливым образом, поразить все подряд. Не зная, в чем дело, догадаться о причине практически невозможно – тем более спустя столько лет.
«Не фонит ли он?» – запоздало подумал доктор. И отогнал эту мысль: она же везде, зараза разнообразная. На каждом шагу и радиация, и инфекция, и прочая отрава – спокойнее не знать. Взять хотя бы стандартный рентгеновский кабинет – разве он так уж безобиден? Да, нормы не нарушены, но как они выводились? Кем устанавливались? Кто может знать наверняка, сколь малая доза понадобится для толчка, чтобы из родинки выросла злокачественная опухоль?
И ведь ничего никому не докажешь.
Остапенко затолкал бумаги в карман пиджака. Сложил кисти в замок, потряс ими:
– Мы победим! Но пасаран...
«Нет, все же и впрямь старость не радость...» – подумал доктор.
Шаркающей походкой Сергей Семеныч вышел из кабинета.
Доктор пошел следом, выглянул в коридор – никого. Да никого и не должно быть. Во-первых, уже всякое время вышло, а во-вторых – это же
Доктор снял халат, сбросил с вешалки простыню, прикрывавшую куртку. Собрал портфель и замер, услышав в коридоре шаги.
Неужто по его душу?!
Коллеги давно разошлись, и он один на этаже. Ну нет, никаких поблажек. С номерком, без номерка – хорошего понемножку. Да и шаги больно бодрые, для его-то пациентов.
Он уже решительно надевал куртку, когда дверь распахнулась.
На пороге стояли двое.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: нежданные визитеры ничуть не нуждались в медицинской помощи. Они выглядели здоровыми, как лоси.
Не спрашиваясь и вообще не говоря ничего, один шагнул к столу, взял карту Остапенко, коротко вздохнул и обернулся к своему спутнику.
Все происходило в полном молчании.
Возможно, он прикрыл глаза на миг – доктор не видел.
Он, доктор, вообще больше ничего не видел. И звука не услышал – с похожим звуком из бутылок вылетают пробки.
Первая пуля попала доктору в сердце, и он умер еще до того, как повалился на пол. Вторая, уже ненужная совершенно, догнала его в падении и продырявила легкое. Третий выстрел традиционно стал контрольным, и между бровей образовалось черно-красное отверстие.
Пока напарник нашпиговывал хозяина кабинета свинцом, первый вошедший прибрал к рукам карту Остапенко. Быстро просмотрел последнюю запись. Взялся за лист с намерением выдрать его, но передумал и сунул карту в обычный «дипломат». Щелкнули замки.
На все ушло не более двух минут.
По их истечении в кабинете не осталось ни души – впрочем, о душе доктора, покинувшей тело, нельзя сказать ничего определенного. Не исключено, что она все еще оставалась на рабочем месте и в ужасе взирала на свое недавнее пристанище.
Незнакомцы проворно сбежали по лестнице в вестибюль, где один на пару секунд задержался. Со стороны могло показаться, что у него возник какой-то вопрос к регистраторше. Вскоре он нагнал товарища, и оба вышли из поликлиники, пересекли темнеющий двор, скрылись под аркой.
Вестибюль был залит ровным электрическим светом. Оконца справочного и квартирной помощи были закрыты заслонками.
Из регистратуры не доносилось ни шороха.
Медсестры-регистраторши не было видно, и не удивительно: она вытянулась на полу, наконец-то сравнявшись с недосягаемым доктором – хотя бы по количеству пуль, засевших в теле.
Медсестры часто страдают комплексом неполноценности – на фоне врачей. Но вряд ли кому-то захочется стать равным небожителям по воле горячего свинца.
...Остапенко обнаружили через двое суток.
Шум подняла почтальонша, принесшая Сергею Семенычу пенсию. Остапенко отличался отменной пунктуальностью. В положенные дни он всегда сидел дома, ждал. Он именно сидел, на табурете, у двери, потому что слышал не очень хорошо. Отстегивал благодетельнице за труды, по чуть-чуть, и та была к нему искренне расположена.
Он жил один, у него не было ни жены, ни детей.
То, что он не отворил дверь на звонки и стук – впервые за много лет, – показалось почтальонше подозрительным. Она насторожилась, хотя никаких серьезных причин для волнения не имела – мало ли, куда ушел пенсионер.
Почтальонша, однако, сочла за лучшее наведаться к соседям.
Заглянуть в замочную скважину она не догадалась, зато догадались они. Видно было чертовски плохо, но в полумраке все же удалось различить запрокинутую руку. Сразу стало ясно, что Сергей Семенович лежит навзничь, в гостиной, потому и виднеется лишь его рука со скрюченными пальцами.
...Вызвали всех, кого касаются такого рода происшествия.
– Как болел, уж как болел, – сокрушалась соседка. – Все бодрился, а мне намедни сон вышел, что не жилец он...
Но вскоре она умолкла.
Когда стало очевидно, что если сон ее и имел некоторое касательство к случившемуся, то состояние здоровья Сергея Семеныча тут оказалось уж явно ни при чем.
Труп пенсионера представлял собой такое зрелище, что услуги скорой помощи, прибывшей на место, понадобились именно соседке, а не Остапенко. Сердобольную старушку увели под руки и долго пребывали в сомнениях – оставить ли ее дома или все-таки отвезти в больницу.
Сергея Семеновича, как сразу стало понятно, долго допрашивали. Допрос этот включал в себя многие методы, широко практиковавшиеся гестапо и другими родственными службами. Кровоподтеки, выдернутые ногти, следы ожогов. По завершении допроса Остапенко задушили его же собственным ремнем.
В квартире царил разгром, убийцы что-то искали. Если и были следы борьбы, то они терялись среди общего хаоса. Впрочем, вряд ли пенсионер-инвалид мог активно сопротивляться. Случившееся – не имея
