А вот и совсем мелкие следы-точечки. Выскочил кто-то из-под снега, пробежал прыжками недалеко, и цепочка кончилась: нырнул зверёк в снег, как в воду. В этом месте осталась крохотная, чуть заметная ямка.
Вот и другая цепочка, тоже коротенькая, только ямки-вмятины в конце её нет. Вместо неё капелька крови. Оборвалась цепочка, и с ней оборвалась маленькая мышкина жизнь. Голодный ястреб-тетеревятник подхватил её с лету, острые когти пронзили маленькое тельце, замёрзшая капелька крови досказала остальное.
Недаром мыши не любят зимой выбираться из-под снега: днём ястреб, ночью — сова налетит, подхватит. А подальше попробует мышка пробежать — злой мороз в минуту закуёт крошечное тельце, много ли в нём тепла? Смелая мышка так и останется лежать на снегу ледяным комочком.
То ли дело под снегом. Ни сова, ни ястреб не доберутся, но из-под снега в лесу мышиное племя часто подбирается ближе к человеческому жилью, вместе с домашними мышами. И в дом, и в копны сена, в которых к весне могут внутри одну труху оставить. Да и в лесу под снегом не плохо: даже из норок под снег выбираются, а полёвки и гнёзда вьют, и детей выводят. Просуньте палец в гнездо — из него даже пар вьётся. Малыши лежат голенькие, а им тепло.
К счастью нашему, не спят зимой враги всего мышиного народа, самые малые и самые свирепые из хищников — горностай и ласка.
Горностай полезный зверёк: он убивает мышей, полёвок, всяких вредных грызунов, отлично охотится на них и под снегом. Правда, эта крошечная злая тварь, не зная страха, иногда бросается далее на такую огромную дичь, как заяц и глухарь. Это всё равно, как если бы кошка напала на крупную собаку. Мне удалось раз подсмотреть, как это бывает.
В лесу было особенно тихо, свежевыпавший мягкий снег глушил все шорохи. И вдруг в нескольких шагах от меня с кустика бересклета посыпались хлопья и около него будто взорвалась снежная бомба: огромным скачком вверх взлетел большой заяц, ещё и ещё раз, всё на одном месте. Стоя на задних ногах, он взмахивал передними, а струйка крови текла у него по горлу и окрасила грудь. Он ещё раз взмахнул лапками, вдруг опрокинулся на спину, да так и остался лежать. Тут от его горла отделилось что-то белое, тонкое, тоже запачканное кровью. Горностай! Он повернул ко мне оскаленную мордочку и вдруг злобно зашипел и заверещал тонким голосом, дескать, не тронь, моё! Не твоё! Я шагнула ближе. Он пискнул ещё злее и, ныряя в снег, исчез за раскидистой маленькой ёлочкой.
Заяц уже не шевелился. Наверное, горностай подобрался к нему под снегом и вцепился в горло, прежде чем заяц его заметил.
Горностай недаром нырнул под снег: он отправился на новую охоту. Передушит всех крыс и мышей, каких встретит, чего не съест — закопает про запас. Он не охотится только, когда спит. А спит он мало.
Ещё страшнее для мышей родственница горностая — ласка. Она вовсе крошечная, размером с толстый карандаш, в любую мышиную норку пролезет и ни одной мышке спуску не даст. Хороший хозяин не убьёт ласку у себя на дворе. Смелости у ласки хватило бы на тигра. Раз видели, как сова схватила ласку (верно, уж очень проголодалась), взлетела с ней и вдруг забилась в воздухе и упала. Ласка извернулась у неё в когтях и на лету перегрызла ей горло.
Эти маленькие хищники так злобны, что и друг с другом воюют. Вот под окутанной снегом ёлкой мелькнуло что-то. Зверёк, весь белый на белом снегу, тоненький, в большой палец взрослого мужчины и всего вдвое длиннее. Чёрные глазки и чёрный носик на злой мордочке, короткие проворные ножки. Зверёк подозрительно принюхался, пискнул тонким злым голосом, прыгнул и вдруг исчез, только снег взвихрился над крошечной ямкой. А над ямкой с разбега пролетел и резко затормозил, даже лапки в снег погрузились, другой зверёк — точно родной брат белого, только вдвое больше и кончик хвоста чёрный. Горностай это. Такой же разбойник, как и ласка, которая от него в снег нырнуть успела. Казалось бы, ну что им делить? Мышей и полёвок под снегом хватает. Но так уж злобность у горностая велика: по пути, если удастся, и ласку не прочь придушить. На этот раз не удалось. Повертел горностай злющей мордочкой и тоже пропал, на охоту отправился.
В снегу этим разбойникам раздолье, сутками из-под снега не вылезают.
Убивают они гораздо больше, чем могут съесть, запасы в норку свою спрячут, а если охотился от норы подальше, то и просто в снег закопают и опять на охоту. В одной норке горностая раз нашли двадцать штук разной дичи: мышей, крыс, ящериц, лягушку, тритона и гадюку. Смелый охотник даже ядовитой змеи не испугался. Й тут же, около змеи, припрятал жука-плавунца. Ему всякая мелочь годится.
Даже не понятно, почему всех мышей и полёвок такие враги давно не съели. К весне их, правда, остаётся гораздо меньше, чем было с осени: холод и враги делают своё дело.
Ласка смело идёт воевать с мышами и крысами и в подполья и в амбары. Но вот беда: если заберётся в курятник — всех кур передушит, не для еды, а так — от злобности.
Водится за ней и другой грех. Иногда в конюшне утром лошадь окажется вся в мыле, грива спутана, лошадь бьётся, храпит, чем-то сильно напугана. В старину говорили, что это домовой её мучает, ночью на ней ездит, не ко двору пришлась.
На самом же деле лошадь пугает не домовой, а крохотная ласка. Она бегает по шее лошади, путает гриву, лижет выступивший от страха солёный пот. Может быть, и кусает шею и слизывает выступающие капельки крови.
Домовой будто бы боится козла, при нём лошадей не трогает. Потому в больших конюшнях раньше держали козлов — на страх домовому. Может быть, и правда, что ласка боится козла или его запаха? Попробуйте, проверьте!
Под снежной пеленой живёт ещё один удивительный охотник за мышами. Сам похож на мышку, только нос длинный, как маленький хоботок. Крошка-землеройка весит три-четыре грамма, но ни одной мыши не пропустит и даже полёвки, хотя она вдвое её крупнее. О прожорливости землеройки мы говорили выше.
Медведь
Наш самый сильный, крупный хищник к зиме подготовился по примеру суслика и ежа. Нарастил за осень под меховую шубу толстый слой жира, и можно спокойно спать до самой весны. Жир и греет и питает, а под вой вьюги так спокойно спится. Зимнюю квартиру-берлогу медведь уже заранее в лесу присматривал. Если ему ничего по вкусу не найдётся, он сам себе берлогу где-нибудь в обрыве подкопает. Но бывает это очень редко. Чаще всего ему нравится выворотень — это когда бурей ёлку повалит с корнями, вот и стенка будущей берлоги уже готова. Подкопает он землю немного, чтобы ямка получилась поглубже, и начнёт в ней постель мастерить. Нарвал моху целую охапку, идёт на задних лапах и мох несёт в передних, как человек в руках. Ещё с ёлки когтями коры надерёт и всё в яму положит. Потом натаскает веток, приткнёт их к выворотню, как к стенке, сам под эту крышу влезет и затаится, больше не выйдет до самой весны. Потом берлогу снегом занесёт, и только иней на ветках показывает, где хозяин лежит-дышит.
Прежде чем лечь, медведь очищает кишечник: ест определённые травы и корни их, так что ложится с пустым желудком, и берлога всю зиму остаётся чистой. Удобная предусмотрительность, ведь лентяй не копает себе норы с отдельными уборными, как делает чистюля барсук.
Медведь, когда нужно, смел. Но также хитёр и осторожен. Спать и сны видеть приятно с чувством полной безопасности, значит нечего не знамо кому к берлоге путь показывать. Вот косолапый и не ждёт декабря, торопится залечь в зимней квартире до снега. Да иногда зазевается, что ли, с календарём не поладил, а снеговая туча небо закрыла и раз — всю землю снегом замела. Теперь всякому понятно: след печатный по снегу к самой берлоге кого не надо подведёт. Ну медведь не растеряется, не хуже зайца следы путать начинает, путает-путает и наконец подойдёт не близко, примерится и прыг — прямо в берлогу и затаится. Кто сам не видел, не поверит, что медведь так прыгнуть может. Будет лежать, пока свежий снег все его путаные следы закроет и берлогу занесёт. Теперь и заснуть можно.
По тому, какое место медведь себе для берлоги выбирает, опытные охотники предсказывают, какой весны ожидать надо. Устроился медведь на высоком сухом месте — весна будет ранняя, снег быстро таять начнёт. Если же в низинке медведь спать улёгся, значит не скоро тепло наступит, не затекут под мохнатый
