Сварога, сидя рядком где-нибудь на открытом месте, но на безопасном для себя расстоянии.
Сварог уже воспринимал их как свою домашнюю скотинку. Бредет сзади послушно этакое вот эксцентричное стадо, вампирская, понимаешь, отара. И опасны тарки так же, как страшна и опасна та же корова. Буренка, конечно, безобидна и покорна до отвращения, но лягнуть может, причем иногда без всяких веских к тому оснований. Будь настороже, сзади не заходи, под копыта не лезь – и все обойдется. Так же с тарками: не будь полным растяпой, не зевай, держи под рукой серебро – и никакие тарки не тронут. Правда вот, молока и шерсти от тарков не дождешься. Но, с другой-то стороны, они могут принести некоторую пользу – часовым, например. Часовые не сомкнут глаз, слыша, как рядом шипят и пощелкивают представители воинства нежити, и видя, как горят во тьме угольки их злых глазенок. Впрочем, может и не горят, может, Сварог наговаривает на тарков…
Дождь усиливался. Завеса из ливневых струй, накладываясь на вечер, семимильными шагами сдвигала видимость к нулевой отметке. «Кошачий глаз» Сварога помогал, конечно… но только ему одному и только отчасти: дождевые потоки «кошачий глаз» не пробивал, вот беда-то.
Шли по компасу дамургов. Карту Сварог не доставал уже давно. Пользы от нее в такую погоду – что рыбе от самоката: к местности не привязаться, поскольку доступная взгляду местность катастрофически сузилась до границы носа привязывающегося. Вот разве если стукнешься лбом в подходящий к привязке ориентир…
Комбезы дамургов предохраняли от ручьев, бегущих по спине, животу и прочей анатомии, но маски в экипировку дамургов не входили, и лицо заливали струи – теплые струи, следует признать, – однако от того не менее мокрые, не менее надоедливые и дыхание затрудняющие весьма.
Остановившись, Сварог собрал отряд вокруг себя. Развернул-таки карту, над которой Олес держал ругталь.
– Как бы медленно мы не продвигались последние часы, скоро должны выйти к реке. Если верить карте, река достаточно широкая… Достаточно настолько, что сегодня переправляться не будем. Шут его знает, что там, на том берегу. Выйдем к речке, пройдем берегом влево. Доберемся вот до этого скального массива… э- э… названия не разобрать… да и ладно. Скалы – это пещера, на худой конец – ниша или просто карниз. Там и заночуем, переждем дождик…
Двинулись дальше и скоро услышали за спиной громкий прерывистый вой.
– Тарки, – сказала Чуба-Ху. – Предупреждают, что чувствуют опасность.
–
– Так больше вроде и некого…
– А если это еще одна семейка тарков крутится поблизости? – спросил Рошаль, ладонью сбрасывая воду с лица.
– Если б они почувствовали другую семью, мы услышали бы свист и стрекот. – Чуба шла вместе со всеми, давно уже не принимая волчье обличье – дождь сбивает запахи, объяснил гуап: далеко отбежишь, можно заблудиться. – Это сигналы убираться подальше с их земли… или от их добычи. Семьи тарков ненавидят друг друга так же сильно, как люди ненавидят… подобных существ. Да откуда взяться еще одной семье? Я вообще до сегодняшнего дня думала, что тарков всех повывели.
– Это на Атаре, – сказал Пэвер. – Действительно ни одной особи не осталось. А здесь, пока людей еще нет…
– Мало ли что могло их насторожить, – перебил Рошаль. – Как я понимаю, трусости им не занимать…
Темнота аккурат на их пути сделалась гуще, стала непроницаемой. И эта густая непроницаемость по мере приближения начала принимать некие вполне определенные очертания.
Сварогу, вооруженному «кошачьим зрением», первому удалось разглядеть, что на пути вырастает…
Да, корабль. Вскоре его увидели все – когда подошли почти вплотную. Заваленный на бок деревянный галеон, пузатый весельный корабль, около пятидесяти каймов в длину. Если он пролежал на дне тысячу лет, то его можно поздравить с тем,
Или тому есть иное, менее мистическое объяснение: кто-то из отчаянных атарских мореплавателей, не шибко чтоб давно, на этой лоханке сумел пересечь Океан и добраться до вод, многослойным одеялом укрывающих спящий под водой материк. И аккурат над будущим Граматаром затонул. Так что вот он и лежит, тот смелый кругосветник, сохраняя вполне сносный вид… И опять Сварога посетило премерзкое чувство дежа вю. Ведь однажды уже он встречал корабль посреди леса – едва прибыв на Атар…
Большого удивления и переполоха в рядах сей предмет, украшающий собой граматарскую равнину, также не вызвал. И действительно, что им, людям, также добравшимся до Граматара, какая-то затонувшая рухлядь…
– Вот об
– Думаю, да, – неуверенно сказала Чуба-Ху. – Нехорошее место. Погодите, – она закрыла глаза, подняла лицо к небу и дождю, наклонила голову набок, глубоко вздохнула. –
– Кому – им? – быстро спросил Рошаль, продолжая нервно стряхивать воду с лица.
– Я не знаю, кто они. Они рядом… но не здесь.
– Это как тебя понимать? – Сигарета Сварога быстро размокла под дождем, пришлось выбросить.
– Сама не знаю… Но чувствую, что они не смогут к нам прикоснуться. И мы не сможем соприкоснуться с ними.
– Аг-га… Другой мир, стало быть?
– Не знаю… Похоже…
– Обойдем и взглянем, – решил командир. –
Они обошли… Пробоина над самым килем, аккуратное круглое входное отверстие, словно от бивня гигантского нарвала… угадывающееся по остаткам букв название «Кроскотеро», носовая фигура в виде женщины со сложенными крыльями, но без головы… Впрочем, голову-то явно снесло прямым попаданием. Предположительно ядра.
И взглянули… Взглянуть было на что. Противоположный борт почти полностью сгнил – отчего-то ему меньше повезло, нежели прочим частям корабля, – и взорам всех любопытных гуляк по Граматару открылись подпалубные тайны галеона.
Галеон, оказывается, под завязку был забит золотом.
– От это да! – шепотом воскликнул Пэвер. – Да тут добра во сто годовых доходов Гаэдаро! А, Олес?
– Да чтоб я эту лодчонку раньше нашел… – потрясенно отозвался Олес.
– А помните бумагу, которую мы выловили из воды? – Рошаль сунул голову внутрь корабля, под защиту более-менее сохранившихся палубных досок. – В ней говорилось о каком-то Золотом Караване. Правда, там же утверждалось, что караван лежит в море, на огромной глубине. Но, может быть, одно судно отнесло течением… или…
– Да какая разница, мастер Рошаль! – перебил Олес. Он опустился на колени возле галеона и переводил восхищенный взгляд с золотой чаши, с горкой наполненной опалами и изумрудами, на тяжелый двуручный меч, отделанный серебром, золотом и каменьями, с груды золотых слитков на сундук, у которого была отколота доска – это позволяло увидеть, что тот набит золотыми монетами. – Ведь когда-то золото снова будет в цене и на Граматаре! Да и сейчас люди не смогут устоять!
– Организуешь отдельную экспедицию, – отрезал Сварог. – Слушай сюда, боевая дружина! Карманы не набивать, вообще не дотрагиваться. Сдается мне…
Со звяком петель, со скрипом и стуком крышка одного из сундуков откинулась. Закачалась и отвалилась. А потом в воздух поднялась горсть монет, повисела – и со звоном посыпалась обратно в сундук, будто кто-то разжал невидимые ладони. Вспыхнуло несколько факелов, укрепленных в петлях на стенах трюма, и все это богатство – не иначе, как перенесенное из арабских сказок про аладдинов, лампы и пещеры разбойников, – заиграло отсветами и бликами. Взмыла вверх чаша с камнями, наклонилась; посыпались опалы и изумруды