Над пьяцеттой, против папских статуйНа фасаде церкви — бледный месяц:То сияет, то за дымом тает,За осенней мглой, бегущей с моря.«Не заснул, Энрико?» — Он беззвучно,Медленно на лунный свет выводитДлинный черный катафалк гондолы,Чуть склоняет стан — и вырастает,Стоя на корме ее… Мы долгоПлыли в узких коридорах улиц,Между стен высоких и тяжелых…В этих коридорах — баржи с лесом,Барки с солью: стали и ночуют.Под стенами — сваи и ступени,В плесени и слизи. Сверху — небо,Лента неба в мелких бледных звездах…В полночь спит Венеция, — быть может,Лишь в притонах для воров и пьяниц,За вокзалом, светят щели в ставнях,И за ними глухо слышны крики,Буйный хохот, споры и ударыПо столам и столикам, залитымМарсалой и вермутом… Есть прелестьВ этой поздней, в этой чадной жизниПьяниц, проституток и матросов!«Но amato, amo, Desdemona»,[2] —Говорит Энрико, напевая,И, быть может, слышит эту песнюКто-нибудь вот в этом темном доме —Та душа, что любит… За оградойВижу садик; в чистом небосклоне —Голые, прозрачные деревья,И стеклом блестят они, и пахнетСад вином и медом… Этот винныйЗапах листьев тоньше, чем весенний!Молодость груба, жадна, ревнива,Молодость не знает счастья — видетьСлезы на ресницах Дездемоны,Любящей другого…Вот и светлыйВыход в небо, в лунный блеск и воды!Здравствуй, небо, здравствуй, ясный месяц,Перелив зеркальных вод и тонкийГолубой туман, в котором сказкойКажутся вдали дома и церкви!Здравствуйте, полночные просторыЗолотого млеющего взморьяИ огни чуть видного экспресса,Золотой бегущие цепочкойПо лагунам к югу!
30. V111.13
Могильная плита
Опять знакомый дом…
Огарев.Могильная плита, железная доска, В густой траве врастающая в землю, —И мне печаль могил понятна и близка, И я родным преданьям внемлю.И я «люблю людей, которых больше нет», Любовью всепрощающей, сыновней.Последний их побег, я не забыл их след Под старой, обветшалою часовней.Я молодым себя, в своем простом быту, На бедном их погосте вспоминаю.Последний их побег, под эту же плиту Приду я лечь — и тихо лягу — с краю.
6. IX.13
Слово
Молчат гробницы, мумии и кости, — Лишь слову жизнь дана:Из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена.И нет у нас иного достоянья! Умейте же беречьХоть в меру сил, в дни злобы и страданья,