ОНО

силы смыкаются вокруг них. Бен посмотрел на Эдди: одна рука на перевязи, вторая сжимает ингалятор. Посмотрел на Бев — она стояла с другой стороны, бледная, поднявшая рогатку, которая напоминала вилку. Подумал: «Если нам придется бежать, я постараюсь защитить тебя, Беверли. Клянусь, постараюсь».

Она, должно быть, уловила его мысль, потому что повернулась и натужно улыбнулась ему. Бен улыбнулся в ответ.

Билл потянул дверь на себя. Петли туго заскрипели и замолчали. За дверью находилось ванная комната… какая-то странная. Кто-то в ней что-то разбил — поначалу Бен понял только это. Не бутылку… а что?

Повсюду, злобно поблескивая, лежали белые крошки и осколки. Потом Бен понял. Действительно чистое безумие. Он рассмеялся. Ричи присоединился к нему.

— Кто-то разрешил дедушке пропердеться, — высказал свое предположение Эдди. Майк, смеясь, закивал. Стэн улыбнулся. Только Билл и Беверли оставались мрачными.

Пол усеивали мелкие осколки фаянса. Все, что осталось от взорвавшегося унитаза. Наклонившийся бачок стоял в луже воды. Не разбился он только потому, что туалет стоял в углу и бачок соскользнул по стенке.

Они столпились позади Билла и Беверли, под ногами хрустели осколки фаянса. «Кто бы это ни был, — подумал Бен, — унитаз он разнес вдребезги». Представил себе Генри Бауэрса, бросающего в унитаз два или три фейерверка М-80, захлопывающего крышку сиденья и удирающего со всех ног. А что еще, кроме динамита, могло так разворотить унитаз? Несколько увесистых кусков осталось, но буквально считанных. Большая часть унитаза превратилась в мелкие осколки, чем-то напоминающие дротики, какими стреляют из духовых трубок. Обои (те же гирлянды роз и танцующие эльфы) испещрили дырки. Выглядели они так, будто кто-то выстрелил из дробовика, но Бен понимал, что это все те же осколки фаянса, вогнанные в стены силой взрыва.

Ванна стояла на фигурных ножках в виде лап, и грязь долгие годы собиралась между тупых когтей. Бен заглянул в нее и увидел на дне слой песка и грязи. Сверху на них смотрела ржавая душевая головка. Раковина и шкафчик-аптечка над ней остались нетронутыми. За открытыми дверцами шкафчика они видели пустые полки с маленькими кольцами ржавчины там, где раньше стояли бутылки.

— Я бы не подходил близко, Большой Билл! — с тревогой воскликнул Ричи, и Бен оглянулся.

Билл приближался к сливному отверстию в полу, над которым раньше стоял унитаз. Он наклонился над ним… потом повернулся к остальным.

— Я с-слышу ра-аботающие на-асосы… как в Пу-устоши!

Бев подошла к Биллу. Бен шагнул за ней, и да, услышал мерное гудение. Да только, эхом проносясь по трубам, оно совсем не напоминало работу машин. Казалось, звуки эти издает что-то живое.

— О-о-оттуда Оно п-приходило. — Лицо Билла смертельно побелело, но глаза ярко сверкали от возбуждения. — Оттуда Оно п-приходило в тот де-ень, и оттуда Оно п-приходит в-всегда! Из ка-а- анализации!

Ричи покивал.

— В подвале мы Оно не увидели. Оно спустилось по лестнице. Потому что в дом приходило отсюда.

— И это сделало Оно? — спросила Беверли.

— Оно то-о-оропилось, ду-умаю, — серьезным голосом ответил Билл.

Бен заглянул в трубу. Диаметром примерно в три фута и черную, как шахта. Внутреннюю керамическую поверхность покрывала корочка чего-то такого, о чем не хотелось и думать. Поднимающееся из трубы гудение действовало гипнотически… и внезапно он что-то увидел. Не теми глазами, которыми смотрел на мир, сначала не ими, но третьим глазом, глубоко упрятанным в разуме.

Оно мчалось к ним, приближалось со скоростью экспресса. Оно в своем естественном обличье, каким бы оно ни было: другое обличье, почерпнутое из их мыслей, Оно приняло бы только по прибытии сюда. Оно приближалось, поднимаясь из грязных труб и черных катакомб, глаза Оно сверкали звериным желтовато-зеленым светом; приближалось, приближалось; Оно приближалось.

А потом — сначала как искры — он увидел в этой темноте глаза Оно. Они обрели форму — сверкающие и злобные. К гудению машин присоединился новый звук: «У-у-у-у-у-у…» — из канализационной трубы дохнуло зловонием, и Бен подался назад, кашляя и задыхаясь.

— Оно близко! — прокричал он. — Билл, я видел Оно, совсем рядом!

Беверли подняла рогатку.

— Хорошо.

Что-то вырвалось из канализационной трубы. Бен, когда позже пытался восстановить в памяти это первое столкновение с Оно, смог вспомнить только какую-то серебристо-оранжевую форму. Не призрачную — вполне материальную, и Бен чувствовал, что под этой оболочкой скрывается что-то еще, не менее реальное… но его глаза не могли разглядеть то, что он видел перед собой, во всяком случае, достаточно точно.

Потом Ричи попятился, его лицо превратилось в маску ужаса, и он закричал: «Оборотень! Билл! Это Оборотень! Подросток-оборотень!» И внезапно переменчивость формы исчезла, приняв единый образ для Бена и для всех остальных. Они все увидели Оно, каким его видел Ричи.

Оборотень возвышался над канализационной трубой, поставив волосатые ноги по обе ее стороны, где раньше крепился унитаз. Зеленые глаза Оно сверкали на звериной морде. Пасть Оно раскрылась, и сквозь зубы сочилась желтовато-белая пена. Раздалось громовое рычание. Оборотень-Оно протянуло руки к Беверли, манжеты школьного пиджака задрались, обнажая покрытые шерстью предплечья. Пахло от Оно жаром, сырой землей и убийством.

Беверли закричала. Бен схватил ее сзади за блузку и рванул на себя так сильно, что швы под мышками лопнули. Когтистая лапа рассекла воздух в том месте, где мгновением раньше стояла Беверли. Ее отбросило на стену. Серебряный шарик выскочил из пяты «Яблочка». На мгновение сверкнул в воздухе. Майк, быстрее быстрого, поймал его и вернул Беверли.

— Стреляй, бэби. — Голос его звучал совершенно спокойно; даже размеренно. — Стреляй немедленно.

Оборотень вновь взревел, и рев этот перешел в леденящий душу вой. Морду он вскинул к потолку.

Вой сменился смехом. Оно прыгнуло на Билла, когда Билл повернулся, чтобы взглянуть на Беверли. Бен толкнул Билла, и тот распластался на полу.

— Пристрели Оно, Бев! — крикнул Ричи. — Ради Бога, пристрели Оно!

Оборотень рванулся вперед, и у Бена не возникло сомнений, ни тогда, ни потом, что Оно точно знало, кто командует парадом. Оно хотело добраться именно до Билла. Беверли растянула резинку и выстрелила. Шарик полетел, и вновь мимо цели, только на этот раз траектория его движения не искривилась. Шарик разминулся с Оно больше чем на фут, пробил дыру в обоях над ванной. Билл — к его рукам прилипли кусочки фаянса, в десятке мест порезав кожу до крови, — громко выругался.

Оборотень резко повернул голову. Его блестящие зеленые глаза уставились на Беверли. Автоматически Бен заслонил ее, пока она полезла в карман за вторым серебряным шариком. Джинсы на ней были очень узкие. И надела она их не для того, чтобы кого-то подразнить своей фигуркой; как и в случае с шортами, которые были на ней в день Патрика Хокстеттера и его холодильника, ей пришлось надевать купленное в прошлом году. Пальцы сомкнулись на шарике, но он тут же выскользнул. Она схватила его вновь, вытащила, вывернув карман, и на пол посыпались четырнадцать центов, два корешка билетов в «Аладдин» и шовная пыль.

Оборотень прыгнул на Бена, который стоял перед Беверли, защищая ее… и перекрывая линию огня. Голова Оборотня чуть склонилась набок, как у хищника, собравшегося вцепиться в жертву, челюсти щелкали. Бен протянул руки к Оно. В его реакции не осталось места для ужаса — он ощущал только прочищавшую мозги злость, смешанную с недоумением и осознанием того, что время внезапно и необъяснимо остановилось. Он вцепился руками в грубую шерсть — «Шкура, — подумал он, — я держу Оно за шкуру», — и почувствовал под ней крепкую кость черепа Оно. Бен отталкивал эту волчью голову со всей силы, но, пусть он и был крупным мальчиком, безо всякого результата. И если бы он не отступил и не вжался спиной в стену, тварь перегрызла бы ему