«Зеленая река», по мне, лучшая песня «Криденс».
— Как Билл?
— Они с Одрой сторожат мой дом, пока я здесь.
— Хорошо. Это хорошо. — Он помолчал. — Хочешь услышать кое-что очень странное, Майки?
— Конечно. — Но я уже представлял себе, что он сейчас скажет.
— Что ж… сижу я в моем кабинете, слушаю популярные новинки, просматриваю рекламные объявления, читаю служебные записки… бумаг у меня на столе две горы, чтобы их разобрать, нужно целый месяц пахать по двадцать четыре часа в сутки. Поэтому я включил автоответчик, но с громкой связью, чтобы брать трубку, если звонит человек, с которым я хочу поговорить, а всякие кретины пусть записываются на пленку. А тебя я заставил так долго говорить по одной простой причине…
— …потому что поначалу понятия не имел, кто я такой.
— Господи, именно так! Как ты узнал?
— Потому что мы снова начали забывать. Теперь уже мы все.
— Майки, ты уверен?
— Можешь назвать мне фамилию Стэна? — спросил я.
На том конце провода воцарилось молчание… долгое молчание. В паузе я слышал, пусть и очень тихий, голос женщины, которая разговаривала с кем-то в Омахе… а может, в Рутвене, штат Аризона… или во Флинте, штат Мичиган. Я ее слышал, но очень плохо, совсем как астронавта, который покидает солнечную систему в космическом корабле, отделившемся от ракеты-носителя, и благодарит кого-то за вкусные пирожные.
— Кажется, Андервуд, — наконец неуверенно ответил Ричи, — но это не еврейская фамилия, так?
— Его фамилия Урис.
— Урис! — воскликнул Ричи, с облегчением и при этом потрясенный. — Господи, это кошмар! Фамилия вертелась у меня на языке, но я никак не мог ее вспомнить. Кто-то приносит игру «Счастливый случай», я говорю: «Извините, я боюсь, что диарея вернулась, поэтому мне лучше прямо сейчас пойти домой». Но ты все равно помнишь, Майк, как и прежде.
— Нет. Я заглянул в мою записную книжку.
Вновь долгая пауза.
— Так ты не помнил?
— Нет.
— Без балды?
— Без балды.
— Тогда на этот раз все действительно закончилось. — И в его голосе слышится неподдельное облегчение.
— Да, я тоже так думаю.
И опять в проводах повисла тишина, через всю страну, от Мэна до Калифорнии. Я уверен, мы оба думали об одном и том же:
— Ладно, передай привет Биллу и его красотке-жене. — Радость в голосе Ричи явно искусственная.
— Обязательно, Ричи. — Я закрываю глаза и тру лоб. Он помнит, что жена Билла в Дерри, но забыл, как ее зовут и что с ней случилось.
— Если окажешься в Лос-Анджелесе, номер у тебя есть. Мы встретимся и где-нибудь пожуем вместе.
— Конечно. — Я почувствовал, как горячие слезы жгут глаза. — А если ты заглянешь сюда, сделаем то же самое.
— Майки?
— На связи.
— Я люблю тебя, чел.
— И я тоже.
— Отлично. Держи хвост пистолетом.
— Бип-бип, Ричи.
Он рассмеялся.
— Да, да, да. Засунь его себе в ухо, Майки. Да, малыш, в свое ухо.
Он положил трубку, я тоже. Потом откинулся на подушку, закрыл глаза и долго их не открывал.
7 июня 1985 г.
Начальник полиции Эндрю Рейдмахер, который занял этот пост после ухода шефа Бортона на пенсию в конце шестидесятых годов, погиб. История странная, и я не могу не связать ее с тем, что происходило в Дерри… с тем, что только что закончилось в Дерри.
Здание, в котором располагались суд и полицейское управление, находится на границе той части города, которая свалилась в Канал, и пусть оно устояло, обрушение — или наводнение — должно быть, причинило серьезный урон несущим конструкциям, о чем никто не догадывался.
Как следовало из газетной статьи, Рейдмахер в тот вечер работал допоздна в своем кабинете. Собственно, после урагана и наводнения он каждый вечер задерживался на работе. Кабинет начальника полиции давно уже перенесли с третьего этажа на пятый, под чердак, где хранились архивы и ненужные вещи. Среди них — стул наказаний, о котором я уже рассказывал на этих страницах. Изготовленный из железа, весил он больше четырехсот фунтов. Во время ливня 31 мая немало воды попало в здание и, вероятно, прочность пола чердака заметно уменьшилась (по информации из той же статьи). Какой бы ни была причина, стул наказаний проломил пол и упал прямо на шефа Рейдмахера, который сидел за столом и читал полицейские рапорты. Он погиб мгновенно. Патрульный Брюс Эндин, вбежавший в кабинет, нашел его лежащим на обломках стола с ручкой в руке.
Вновь говорил с Биллом по телефону. Одра начала есть твердую пищу, но по чуть-чуть, сообщил он, а в остальном изменений нет. Я спросил его, чем мучился Эдди, астмой или мигренью.
— Астмой, — без запинки ответил он. — Ты не помнишь его ингалятор?
— Конечно, помню, — ответил я и вспомнил, но только после слов Билла.
— Майк?
— Да.
— Какая была у него фамилия?
Я глянул на записную книжку, которая лежа на столике у кровати, но не взял ее.
— Что-то не вспоминается.
— Вроде бы Керкорян. — В голосе Билла слышалось страдание, — но не совсем. Хотя у тебя все записано, так?
— Так, — ответил я.
— Слава богу.
— У тебя есть какие-то идеи насчет Одры?
— Одна, — ответил он, — но такая безумная, что я не хочу об этом говорить.
— Точно?
— Да.
— Хорошо.
— Майк, это пугает, правда? Все это забывание.
— Да, — ответил я. И оно пугало.
8 июня 1985 г.
