Тревис не терял надежды, какой бы слабой она ни была, на то, что Брук все еще жива. Весь следующий месяц он провел в поисках каких-нибудь признаков ее нахождения на берегу. Но все поиски ни к чему не привели. Наконец в отчаянии он нанял художника, чтобы тот сделал несколько рисунков, имевших сходство с Брук. Он разместил свои листовки с обещанием значительного вознаграждения в магазинах, почтовых конторах и отделениях телеграфа, расположенных на берегах реки.
Он понимал, что мало надежды на то, что ему что-либо сообщат, но он еще не был готов смириться с мыслью, что женщины, которую он любил, не было в живых и он больше никогда с ней не встретится.
Он все еще видел ее перед собой такой, какой она была, когда он держал ее в своих объятиях в тот последний раз.
Брук никогда не просила прощения, потому что нечего было прощать. Она поступила так, как принуждали ее обстоятельства, никогда никого не обвиняя в своей судьбе. Он думал, что гордится ею, когда гладил ее по волосам и давал ей выплакаться.
Ни один из них не проронил ни слова. Это была ночь исцеления.
Чуть позднее, когда она, измученная, заснула, Тревис прошептал: «Я люблю тебя».
А теперь он потерял ее.
Исчерпав все возможности, он с тяжелым сердцем вернулся в «Старую рощу».
Брук чувствовала, как пытается выплыть из уютной туманной дымки, куда-то уносившей ее. Она открыла глаза и не поняла, где находится. Все было ей незнакомо. Она попыталась сесть, но оказалась такой слабой, что не могла подняться, и от этой попытки страшная боль пронзила ее голову. Она со стоном бессильно упала на постель.
– Я уж думала, что вы никогда не проснетесь, так вам было плохо, – донесся до нее женский голос из другого угла комнаты. Через минуту женщина с озабоченной улыбкой подошла к постели и посмотрела на Брук. – Какие красивые глаза!
Брук несколько раз моргнула. Она попыталась что-то сказать, но у нее так пересохло в горле, что не издала ни звука.
– Ах вы, бедняжка, позвольте мне дать вам воды, – сказала эта славная женщина.
Она принесла чашку, помогла Брук сесть и поднесла чашку к ее губам. Прохладная жидкость остудила горевшее горло Брук.
– Спасибо, – сказала она. – Почему я чувствую себя как выжатая тряпка?
Женщина поставила чашку на маленький коричневый столик возле кровати. Брук посмотрела в ее ласковые карие глаза. Незнакомка оказалась грузной женщиной средних лет, с седыми прядями в волосах и добрым лицом. Она курила трубку, сделанную из кукурузного початка.
– Да потому, что были очень больны. Вот, позвольте мне, – сказала она, положив трубку в пепельницу, – я подложу вам под спину подушки, и вы сможете посидеть немножко. Потом вам будет лучше.
Устроив Брук поудобнее, женщина подала ей кусочек подсушенного хлеба и чашку воды. Если Брук не поворачивала голову, боль была переносимой.
– Что… что случилось со мной? – спросила Брук.
– А вот на этот вопрос мы надеемся получить ответ от вас.
– Мы?
– Я и мои мальчишки. Это они вытащили вас из реки. Вот уж и, правда, вам повезло, что они ловили там рыбу, когда вы упали в воду.
– В воду? – Брук свела брови. – Почему я оказалась в воде?
– Мы думаем, кто-то сбросил вас с большого парохода, милочка.
Брук чувствовала, как рождается и растет в ней страх. Мысль о воде очень встревожила ее.
– Но почему?
– Я бы сказала, кто-то пытался убить вас, разве не так?
Брук ахнула.
– Так вы совсем ничего не помните?
Брук покачала головой:
– Ничего.
– Как вас зовут?
– Как… как… я не знаю, – прошептала Брук. Она готова была кричать от отчаяния, когда судорожно старалась вспомнить что-нибудь о себе. Она смотрела на славную женщину рядом с собой, думая, не должна ли она знать ее.
Очевидно, женщина почувствовала ее растерянность и страх, потому взяла ее за руку.
– Я даже не знаю, кто вы, – призналась Брук.
– А это потому, что мы никогда не были знакомы. Меня зовут Пенни Лоукул. Поднимите руку и потрогайте затылок, – тихо сказала Пенни.
Брук последовала ее совету.
– Его больно трогать.
– Не сомневаюсь, милочка. Вероятно, поэтому вы ничего не помните. Не волнуйтесь, память вернется,
