— Стало быть, здесь тебя удерживает только твое упрямство, — сказал Бич.
— В жизни только и можно держаться на упрямстве, — устало проговорила Шеннон.
— И ты собираешься оставаться здесь.
Шеннон кивнула.
— Проклятие! — выругался Бич. — Ты хочешь связать меня по рукам и ногам!
— Нет! Я просто говорю…
— Как я могу оставить тебя, беспомощную и беззащитную, одну? — сурово спросил он, сверля Шеннон стальными глазами. — Я не могу, и ты прекрасно это знаешь! Ты рассчитываешь, что я…
— Я не беспомощная! — перебила его Шеннон. — И я ни в чем не рассчитываю на тебя! Я не нуждаюсь в тебе!
Буря эмоций охватила Бича, вызвав спазмы в горле, породив в нем глухой гнев. Холод и мучения, которые он недавно пережил, не шли ни в какое сравнение с леденящей пустотой, овладевшей им, когда он подумал о возможной гибели здесь Шеннон, могила которой будет никем не отмечена, как и могила Молчаливого Джона.
— Черта с два не нуждаешься! — прохрипел, сдерживая гнев, Бич. — Ты и сегодня едва не погибла.
Несколько секунд Шеннон смотрела на человека, который находился так близко от нее и в то же время был так бесконечно далек. Отсветы лампы золотили его волосы и придавали некую таинственность его холодным серым глазам. Она готова была многое отдать, чтобы увидеть свое отражение в его глазах, в его сердце и душе.
Она готова была продать душу, чтобы стать тем солнечным восходом, который позовет его… и услышит отклик.
— Да, — согласилась Шеннон. — Ну и что из этого? Звезды снова появятся вечером на небе, солнце, как всегда, завтра утром взойдет… Только и того, что я этого не увижу. — На лице ее появилась странная, чуть печальная улыбка. — Мало что изменится. Так же, как сейчас. Смотри.
Шеннон подняла над водой руку. Вода булькнула и сомкнулась, словно и не было руки в том месте, словно руку никогда не омывала теплая влага источника.
Глядя на темную воду, Бич испытал боль, словно в его сердце вонзили нож и разрезали надвое.
— Видишь? — вполголоса спросила Шеннон. — Ничего не изменилось… а теперь, Бич, сделай то, что сделала вода, — отпусти меня.
— Ты все еще дрожишь.
— Я перестану дрожать как только оденусь.
— Вода греет получше, чем твои тряпки.
То, что руки Бича старались как бы защитить Шеннон, было гораздо красноречивее слов. Он не любил ее, но он заботился о ее безопасности.
Какое пьянящее чувство — сознавать, что о тебе заботятся, что тебя жалеют, что ты не одинока — даже если это не навсегда, если это всего лишь на время!
Искушение положить голову на грудь Бичу уравновесило стремление вырваться из его объятий. Как хорошо было бы прижаться к могучему, горячему телу, накрыться им, словно живым одеялом, почувствовать его жар и трепет.
Но внезапно ей вспомнились слова, брошенные Бичом, когда она потянулась к нему.
«Не трогай меня!»
И в Шеннон снова поднялось чувство стыда и унижения. Она резко оттолкнула руки Бича, пытаясь освободиться от объятий.
— Какого дьявола! — удивился Бич. — Почему ты меня отталкиваешь? Ты ведешь себя так, словно я собираюсь насиловать тебя!
Из груди Шеннон вырвался звук, похожий одновременно и на смех, и на рыдание.
— Ты ни за что не стал бы меня насиловать, и ты знаешь это сам. — В голосе Шеннон звучала горечь.
— Опасные слова, сладкая девочка, — хрипло сказал Бич.
— Почему же? Ты даже не хочешь, чтобы я касалась тебя… Мои прикосновения тебе неприятны…
Боль и горечь в голосе Шеннон пробили броню сдержанности Бича. Внезапно он дернулся и, разбрызгивая воду, поймал руку Шеннон. Он потянул ее под воду и прижал к возбужденному доказательству своего неукротимого желания. При этом он со свистом выдохнул воздух и тихонько застонал.
— Вот, — процедил он сквозь зубы, — теперь попробуй мне сказать, что я не хочу, чтобы ты касалась меня… Да я до смерти хочу тебя, и ты это отлично знаешь!
В сапфировых глазах, которые смотрели на Бича, читалось смятение.
— В таком случае зачем ты меня отталкиваешь? — задыхаясь, проговорила Шеннон. — Ведь я не призываю тебя любить меня… Я не прошу тебя оставаться со мной… Я лишь хочу почувствовать себя живой, прежде чем умру. Я вдова, которая никогда не была невестой, и если ты не возьмешь меня, я уйду в могилу и никогда не узнаю, что значит отдаться мужчине, которого ты любишь…
Неожиданно Бич взял девичью руку и оторвал от ноющей возбужденной плоти.
— Я не могу, — резко сказал он.
Шеннон нервно засмеялась и снова сжала его плоть.
— Чепуха, я-то вижу, что ты можешь…
Бич прерывисто, возбужденно задышал, когда Шеннон затеяла игру с тем, что служило доказательством его мощи.
— Ты девственница, — произнес Бич сквозь зубы.
— Я вдова.
— Но ты можешь забеременеть!
— Я хотела бы иметь от тебя ребенка.
— Я не могу тебя оставить, если ты забеременеешь… Ты этого добиваешься? Хочешь вынудить меня остаться?
— Ни в коем случае. Ты бы тогда меня возненавидел.
— Я бы возненавидел себя… О Господи, прекрати!..
Мягко, но решительно Бич остановил нескромную девичью руку, которая все более дерзко ласкала его, поднес к губам и поцеловал в ладонь. Поцеловал просто, слегка куснув зубами, подняв в Шеннон волну желания.
— А что ты делал с другими вдовушками? — хрипло спросила Шеннон.
На скулах Бича выступил легкий румянец.
— Сладкая девочка, ты задаешь… чересчур каверзные вопросы.
— Или они были настолько старые, что не могли забеременеть? — не унималась Шеннон.
Лишь задним числом Бич сообразил, что Шеннон не спрашивает о подробностях его любовных утех с женщинами. Он облегченно вздохнул, слегка развеселившись и в то же время несколько досадуя по поводу удивительной наивности Шеннон и одновременно ее обезоруживающей откровенности.
— Нет, они не были настолько старые, — сказал Бич. — Но они были достаточно взрослые, чтобы знать, как избежать беременности.
— Давали обет безбрачия…
В голосе Шеннон прозвучало откровенное разочарование. Бич от души рассмеялся и почувствовал к ней еще большую симпатию.
— Существуют и другие способы, — проговорил он наконец.
— Правда? И какие же?
— Не заниматься любовью.
— Для меня это не отличается от обета безбрачия.
— Бич улыбнулся медленной, по-настоящему мужской улыбкой.
— Это не совсем одно и то же, сладкая девочка. Это уже по крайней мере полхлеба… Помнишь, как было там, под брезентом, когда по нему молотил град?
Словно молния в ту грозу, сверкнуло воспоминание, и внезапная сладость пронизала Шеннон.
