захватчикам? “Проклятые дольменцы”, – разобрал Максим ее тихие слова.
– Точно, – поддакнул он. Тут же ему показалось, будто Еванфия буркнула себе под нос “дурак набитый”, точно как в школе, но он предпочел сделать вид, что ничего не слышал. – Чем скорее мы их разгромим, тем лучше… Жалко только, что я в этом совсем мало поучаствую. Ты не знаешь, где можно всяких ценных безделушек прикупить?
– Полно же магазинов! Я целых три знаю. Тебе зачем? – подозрительно поинтересовалась она. Такой неожиданный поворот в разговоре явно озадачил подругу.
– Ну… Может, я подарок хочу сделать? Тебе-то что за дело? Я бы не спрашивал, просто давно нигде не был толком. Может, их все позакрывали…
– На Дворцовой есть, но там дорого. Потом на Проезжей, рядом с заставой, и еще один далеко, за верфью. Даже не помню, как там улица-то называется. Один только раз и была, еще до войны.
Тут со стороны арки послышались возбужденный гам и топот – как будто множество ног разом кинулось на Моховую. Еванфия ахнула, прижав ладошки к щекам, и хотела схватить ведро, чтобы тоже бежать, но Максим подтолкнул ее, коснувшись талии:
– Давай уж так, я присмотрю.
Еванфия вдруг мимолетно, как бы случайно коснулась губами его щеки и бросилась вслед за всеми, ловко лавируя между мамашами, которые подхватили орущих детишек и образовали настоящую давку, торопясь вырваться за пределы двора. На ходу они извлекали мятые метрики, высоко поднимая их над головами.
– Спокойствие! – гулко закричали с улицы. Загрохотали массивные деревянные колеса, обитые хилой каучуковой полосой, протарахтел чадный двигатель, и в проеме арки остановился зеленый тарантас с треснувшим снизу доверху кузовом, наполовину забитым торфом и дровами. В небо взлетели клубы черного дыма, мобиль чихнул и замолк, прощально дрогнув металлическими суставами.
Из кабины выпрыгнуло трое гвардейцев, они моментально оттеснили толпу прикладами винтовок, а самый нервный пальнул для острастки в воздух. Образовалось подобие очереди, в которой визжали и брыкались детишки. Каждый норовил первым всучить свою метрику толстому королевскому интенданту в зеленой кепке. Утвердившись у кузова, тот пером отмечал в свитке гражданина или гражданку, а затем выдавал три полена. Претензии к качеству не принимались, к тому же за пустые пререкания с королевскими служащими патрульные имеют право застрелить болтуна.
Когда Максим смог поучаствовать в дележе топлива, вокруг мобиля оставалось всего несколько самых маленьких ребят. Они толкались и никак не могли решить, кто будет первым. Максим протиснулся между ними и протянул интенданту две метрики – свою и Ефремову.
– А где сам хозяин бумаги? – строго спросил интендант. Ближайший гвардеец оскалился и нацелил “магазинку” в грудь Максиму – хоть какое-то развлечение, если прикажут освободить преступника.
– У него живот заболел…
Толстяк сделал в ведомости какие-то пометки и молча выдал двойную порцию торфа. Максим поспешил скрыться под аркой, провожаемый заинтересованными взглядами оставшихся у драндулета детей. Он свалил добычу в углу кухни и крикнул Дуклиде, которая все еще плескалась в лохани:
– А там топливо дают!
Но сестра, похоже, не расслышала его и продолжала что-то вполголоса напевать. Максим спрятал Ефремову метрику за шкафом, распоров пальцами густую вязь из паутины, и достал из кармана серьгу. При внимательном осмотре ему показалось, что камень, вправленный в нее, может оказаться очень ценным. Никаких царапин или выбоин на нем видно не было, ну да разве без увеличительного стекла разглядишь? Нужно идти к ювелиру, и чем скорее, тем лучше. Правда, документа на украшение нет, и ушлый ювелир может заявить, что это дешевая подделка…
– Ну, обедать будем, что ли? – добродушно поинтересовалась Дуклида. Она вошла в кухню свежей и мокрой, словно сказочная морская дева – каштановые волосы, повинуясь деревянной расческе, послушно легли на плечи, цветастый халат с дыркой на боку подвязан пояском. – Разобрал котомку? Возле складов раздача была, все равно много товара поврежденного. На одну бляху столько надавали, представляешь?
Последнее жалованье, которое ей выдали в Приказе, оказалось урезанным на треть. И теперь любые продукты, которые удавалось добыть благодаря участию в разных военных работах – сборе пожертвований, штопке обмундирования и прочих, – вызывали чуть ли не животную радость. Да и Максиму обещали накинуть талеров в связи с новым военным заказом Правительства.
– Макси, братец. – Дуклида присела на табурет и принялась потирать пальцы. Лицо у нее стало каким-то жалким, словно обиженным. – Ты Гермогена не встречал? – Максим окаменел, и она заторопилась: – Только не надо начинать снова, прошу тебя. Просто скажи, видел ты его сегодня после битвы или нет?
– Ну, видел, – нехотя сказал он. “Он меня убить хотел!” – вертелось у него на языке, но он промолчал, а Дуклида, к счастью, не стала выпытывать у него подробностей. Глаза ее прояснились, и она стала выкладывать на стол припасы.
Максим пожевал корку хлеба с луковкой, макая ее в соль, бросил: “Я погулять!” и отправился в путь. Можно было, конечно, потерпеть и до завтра, но тогда не избежать трепа с друзьями и побасенок об их славных подвигах на пристани. Пришлось бы и самому сочинять что-то подобное, поэтому он предпочел покинуть двор, а заодно посмотреть на место высадки вражеского десанта и поднабраться достоверных сведений о сражении.
– Максим! – окликнула его Еванфия. Она раскачивала на качелях свою младшую сестренку, скучала и явно искала повод, чтобы смыться от нее. – Ты куда?
– Мне по делу.
– Можно я с тобой пойду?
Он на секунду замер. Конечно, с ней интересно, не то что с другими девчонками, и она участвовала в битве… Но тогда Максим может нечаянно выдать ей, что на самом деле ходил грабить покинутый дом. И он отрицательно помотал головой, крикнув что-то вроде: “Я скоро вернусь!” Еванфия, конечно, надулась, но он уже не видел этого, спеша выскочить на улицу, пока к нему еще кто-нибудь не привязался. Объясняй потом, почему не хочешь никого в попутчики.
Свернув налево, он зашагал под уклон в сторону залива, пытаясь рассмотреть через крышу склада Королевской Колониальной компании – коротко называвшейся как Три “К”, – что происходит в порту и его окрестностях. Но над водой стлался вязкий серый дым, и ничего не было видно. Чем ближе он подходил к морю, тем явственнее чувствовался запах гари. Очевидно, там что-то продолжало тлеть. По дороге ему то и дело попадались озабоченные всадники в форме королевских цветов и просто гуляющие люди, и большинство азартно вспоминало эпизоды схватки в порту. Вскоре мостовая резко пошла под уклон – в этом месте Моховая переходила в лестницу. Перепрыгивая через выщербленные, древние ступени, Максим быстро достиг берега и вывернул из-за угла склада.
И тут же понял, что пройти дальше будет непросто. Набережная во многих местах была сильно разрушена, а выступающие в залив деревянные пирсы по большей части в виде мусора усеивали поверхность воды. Среди них плавали и крупные обломки двух-трех парусных судов, что пали от снарядов крейсера в первую очередь. Наверное, это были суда с селавикскими флагами, поскольку прочие – пять или шесть торговых кораблей из Авака, обшитых медными листами – благополучно пережили битву и мирно покачивались у западных причалов. На них, кажется, даже возобновили погрузку товара.
Несколько молчаливых, сосредоточенных похоронных отрядов, поделив между собой территорию, собирали разбросанные повсюду трупы дольменцев и подданных Селавика. И тех и других было примерно поровну, причем среди соотечественников попадались не только гвардейцы, но и дети, и женщины. Матушка Смерть всех застигла с каким-нибудь, пусть самым простым оружием в руках… Помогая себе баграми, некоторые из служителей Смерти вылавливали утопленников из вод залива и буксировали их к берегу с помощью весельных лодок. Эти мертвые были сплошь дольменцами.
– Ты опоздал, малыш! – сообщил Максиму прыщавый гвардеец. Он устало опирался о свою “магазинку”, с которой успел снять штык. Снять-то успел, да вот отмыть от крови так и не собрался, и тот висел у него за поясом, словно офицерский бебут. Позади солдата в стене склада зияла рваная дыра: похоже, парень был поставлен тут для охраны от грабителей этого пути к сокровищам. – Бой закончился нашей победой.
– Само собой, нашей, – поддакнул Максим и подошел ближе к воину. Раз тот так словоохотлив, грех
