Не знаю, отравили или застрелили его. А потом похоронили у дальней ограды участка. И когда мы с Клавдией Агафоновной приезжаем на дачу, я всегда навещаю Мастифа, хотя там воняет известью…
Да, о чём я?
О том, какая унизительная история случилась в воскресенье утром.
Я радостно обходил двор, нюхал запахи и вспоминал кое-что из прошлого. И вдруг Барсик:
— Ну что ты здесь крутишься, как электрон на орбите? Твою Хильду вчера водили на случку к Пирату. У него, между прочим, медалей ещё больше, чем у тебя.
Весенний свет померк в моих глазах.
— Она натянула тебе нос не только с Пиратом, — сказал Барсик. И спрыгнул с поленницы.
Кровь приливала к белкам.
Губы вздрагивали.
Почувствовал: ветер обдувает клыки, сушит на них слюну.
— Медалированный скот, выйдем на улицу, — предложил Барсик угрюмо.
Зарычал и ударил задними лапами по земле. У меня действительно четыре лауреатских медали есть. А кошкам их не дают. Отсюда и зависть, и недоброжелательность.
Барсик метнулся в подворотню.
Я уже не имел возможности проанализировать альтернативы поведения из-за слишком высокого эмоционального возбуждения.
Прыгнул за Барсиком.
Он в подворотню и на улицу — к скверу возле церкви.
Он несся как угорелый, как будто его выкупали в валерьянке. Но я уже близко видел светлые подушечки его негритянских, чёрных лап. Брызги — мне в морду. И — бах! Он промчался между прутьями ограды, а я застрял в них широкой грудью.
Горько было мне. Потому ещё было так горько, что застрял я под самой вывеской:
«ВХОД В СКВЕР С СОБАКАМИ СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!»
