– И поведет их сам Бойорикс… Мне это нравится все меньше.

– Третий отряд, самый маленький и разношерстный – в нем тигурины, маркоманы и херуски. Около двухсот тысяч. Их поведет Геторикс. Сначала Бойорикс собирался послать их прямо через леса Германии, к Норикуму, через Паннонию. Но затем, мне кажется, решил, что они с этим не справятся, и приказал следовать с ним вместе по Данубису к Энусу, где они пойдут на восток по Данубису прямо до Норикума, а затем свернут на юг. Они проникнут в Италийскую Галлию недалеко от Аквилеи.

– И надеются потратить на этот путь всего лишь шесть месяцев? Ну, скажем, тевтоны еще смогут это сделать, но кимврам предстоит путь очень долгий, а третьему отряду – и того больше.

– Здесь-то ты и ошибаешься, Гай Марий. В действительности, от Мосы расстояние для каждой группы одинаково. Всем придется переходить через Альпы, но тевтоны пойдут через земли, по которым еще не ходили. Альпы же германцы исходили за эти восемнадцать лет вдоль и поперек, знают все тропы…

Марий был поражен.

– Но смогут ли они сделать это? Бойорикс собирается достичь Италийской Галлии всеми тремя отрядами к октябрю?

– Думаю, что тевтоны и кимвры справятся. Они хорошо подготовлены. Насчет остальных не уверен. Но Бойорикс-то, надо полагать, уверен.

Сулла встал со скамьи и начал мерить шагами зал.

– И еще, Гай Марий… Это очень серьезно. За восемнадцать лёт скитаний германцы устали. Они жаждут где-нибудь осесть. Дети выросли и стали воинами, не зная пристанища, родины. Идут разговоры о том, чтобы вернуться на Кимврийский Херсонес. Море там давно отступило, земля снова зазеленела.

– Может, так и будет.

– Слишком поздно. Они выросли, привыкнув к белому хлебу, на который можно намазывать масло и которым можно подбирать мясной сок. Они полюбили тепло южного солнца и величие горных пиков. Сначала Паннония и Норикум, затем Галлия… Наши же земли богаче. Теперь у них появился Бойорикс, и они настроены добиться своего.

– Но не при мне, пока я командую своими армиями! – Марий резко выпрямился в кресле. – Это все?

– Да, больше ничего, – голос Суллы зазвучал печально. – Я мог бы говорить о них сутками… Но для начала и этого достаточно.

– А как твоя жена, дети? Ты оставил их на верную гибель, лишенных мужской поддержки?

– Шутишь? Так поступить я бы не смог. Когда мне понадобилось уйти, я понял, что такое мне не под силу. Я отправил Герману с мальчиками к херускам в Германию. Они живут севернее Хатти, у реки Висургис. Ее племя – ветвь херусков, зовущаяся марсы. Забавно, да? У нас свои марсы, у германцев – свои. Удивительно… Где наши корни? Заложено ли в природе человека искать свою родину? Не устанем ли мы, римляне, когда-нибудь от Италии и не бросимся ли странствовать? Я много размышлял о мире, пока жил с германцами…

Последние слова Суллы растрогали Мария.

– Я рад, что ты не обрек ее на смерть.

– Правда, у меня мало было времени – беспокоился, что не успею добраться до вас: скоро выборы консулов, и мои сведения могли бы тебе помочь… Я взял на себя – от твоего, конечно, имени – смелость заключить мирный договор с германскими марсами. Я подумал, что таким образом мои сыновья хоть немного приобщатся к родине отца. Германа обещала воспитать их в почтении к Риму.

– Увидитесь ли вы еще…

– Конечно, нет! – отрезал Сулла. – Не увижу и близнецов. Я не могу еще раз отрастить такие усы и лохмы, и вообще – уехать из наших краев… Диета из мяса, молока, масла и овсянки мало устраивает мой римский желудок. Я не собираюсь отныне обходиться без купаний и пиво я не люблю. Я сделал для них, что мог, отослав туда, где сирот не убивают. Но я сказал ей: пусть попробует найти мужа. Это разумно и необходимо. Все обойдется, они выживут. Мои мальчики станут хорошими германцами. Сильными воинами, я надеюсь! Если же Фортуна отвернется от них – что ж, я этого никогда не узнаю.

– Верно, Луций Корнелий, – Марий посмотрел на свои пальцы, стиснувшие чашу, и заметил, что костяшки побелели от напряжения.

– Единственно, в чем я согласился бы с Метеллом Нумидийцем в его выпадах против твоего происхождения, – в голосе Суллы задрожала смешинка, – это твоя тайная деревенская сентиментальность.

Марий бросил на него свирепый взгляд:

– Самое ужасное в тебе, Сулла, – то, что я никогда не знаю, чем ты руководствуешься. И почему улыбка у тебя – волчья. И что ты думаешь на самом деле. И не узнаю никогда!

– Есть одно утешение, родственничек – этого не знает никто. Даже я, – ответил Сулла.

ГЛАВА V

Казалось, Гай Марий вряд ли сможет еще раз стать консулом. Письмо от Луция Аппулея Сатурнина лишало надежд, что его поддержат на этих выборах:

'Сенат не поддастся на пустые уговоры, поскольку большинство в Риме считают нынче, что германцы вообще не нагрянут. Они превратились в новую Ламию, которая так часто и так долго вселяла страх в сердце, что постепенно и бояться перестали.

Естественно, ваши враги не упускали случая подковырнуть вас, что вы уже второй год занимаетесь в Заальпийской Галлии исключительно починкой дорог и рытьем каналов, тогда как содержание армии обходится слишком дорого для государства, особенно с учетом цен на пшеницу, что установились нынче.

Я проверил по личным каналам, как выборщики относятся к тому, что вы заочно станете консулом на третий срок – и встретил лишь недовольство или равнодушие. Ваши шансы улучшились бы, если бы вы прибыли в Рим сами. Но если вы приедете, ваши враги тут же начнут твердить, что в Заальпийской Галлии

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату