– Не говори так! – возражала Кардикса с самого начала покоренная этим мальчишкой, первым в семье.
– Ты только посмотри, – настаивал Луций Декумий, разворачивая узловатыми пальцами узорную пеленку. – Ох-ох-ох! Так я и думал! Большой нос, большие ступни и большой член!
– Луций Декумий! – Аврелия смущенно потупилась.
– Что за дела! Уходи-ка отсюда! – и Кардикса вытолкала его из комнаты.
…Сулла заглянул к Аврелии через месяц после рождения ребенка, сославшись на то, что она – единственная из его знакомых, оставшихся в Риме, и извиняясь за свою навязчивость.
– Да что ты такое говоришь! – Аврелия приветливо посмотрела на него. – Я надеюсь, что ты останешься на обед – или, если не сможешь сегодня, то может быть, придешь завтра? Я соскучилась без компании.
– Могу остаться и сегодня, – согласился Сулла, – Я вернулся в Рим только для того, чтобы встретиться с одним старым другом, которого свалила лихорадка.
– Кто это? Я его знаю? – спросила Аврелия больше из вежливости, чем из любопытства.
Боль мелькнула в его глазах – что-то темное, звериное. Но через секунду Сулла улыбнулся легко и светло:
– Едва ли. Его зовут Метробиус.
– Актер?
– Верно. Я знавал многих людей из театра. Раньше. Еще до того, как женился на Юлилле и вошел в Сенат. Это совершенно иной мир. – Его странные светлые глаза блуждали с предмета на предмет по всей комнате. – Очень похожий на этот, но как бы с изнанки. Забавно! Сейчас это кажется сном…
– Это звучит печально, – мягко откликнулась Аврелия. – Ему уже лучше, твоему другу?
– О, да! Всего лишь лихорадка.
Наступила тишина, но в ней не было ничего натянутого; Сулла тут же нарушил ее, без слов пройдя к большому открытому проему, служившему окном-дверью в сад внутреннего дворика.
– Здесь очаровательно.
– Я тоже так думаю.
– Как сын? Она улыбнулась:
– Все хорошо. Скоро сможешь сам его увидеть. Сулла продолжал вглядываться в сад.
– Луций Корнелий, с тобой все в порядке?
Он повернулся к ней, улыбаясь. Она подумала, что он красив, но как-то по-своему. А какие у него глаза! Светлые, заставляющие человека беспокойно отводить свои… А по краям – черный ободок. Как у ее сына! Почему-то эта мысль вызвала у нее дрожь.
– Все в порядке, Аврелия.
– Сомневаюсь.
Он собрался было ответить, но в этот момент вошла Кардикса, с малышом на руках.
– Мы только что спустились с четвертого этажа.
– Покажите его Луцию Корнелию, Кардикса.
Его интересовали лишь собственные дети, поэтому он единственно из уважения к Аврелии взглянул на ребенка, и тут же – на саму Аврелию, чтобы убедиться, что она удовлетворена.
– Можешь идти, Кардикса, – Аврелия освободила Суллу от дальнейшей пытки. – Да, у кого он был сегодня утром?
– У Сары.
Она пояснила с трогательной улыбкой:
– У меня нет молока, поэтому мой сынок должен на стороне искать пропитания… Хорошо, что мы живем в инсуле. По крайней мере, всегда найдется с полдюжины женщин, которые кормят детей. Заодно – и моего.
– Он вырастет и будет любить весь мир. Я так и вижу, как весь мир собирается под крышей вашего дома.
– Что ж, это была бы интересная жизнь…
Сулла опять повернулся к окну.
– Луций Корнелий, ты словно наполовину не здесь, – мягко заметила Аврелия. – Что-то явно случилось… Может, поделишься со мной? Или это одна из так называемых мужских тайн?
Сулла уселся на ложе напротив нее.
– Мне никогда не везло с женщинами.
Аврелия недоуменно вскинула брови.
– То есть?
– Есть женщины, которых я люблю. А есть – на которых женюсь.