Потихоньку, не вставая с колен, подполз ближе, стал шептать в ухо:
— Аппарат я сразу после испытаний поставлю на коммерческую линию. И — верфь ведь тоже моя. Пока правительство поставит государственную... Я же работаю на грани, на пределе здешней техники, местами и за пределом. Премию за риск возьму. Только тепловой двигатель надежен, все же остальное — руками и головами местных гениев, откуда они только берутся? И еще есть мысли. Богом клянусь — через два года поставлю дворец том берегу, такой, как хочешь...
Виа резко повернулась. Она снова была похожа на себя.
— Черт с ним, с дворцом, — кривовато оскалившись, сказала она, — гори оно все огнем. Главное, что ты меня еще любишь. Среди всех этих чаровниц...
Сползла со стула и неопасно разревелась у него на плече.
— Уж нет, дворец напротив Анота я построю, — заявил Баглир, — пообещал, раз, и нам же нужен дом, в конце концов? Вдруг тебя со службы выгонят? В Дор-Иннин ехать далеко, и дыра этот Дор-Иннин пока. Это в третьих.
— А причем тут Дор-Иннин? — всхлипывая, удивилась Виа.
— А там нам уже один заложили...
— Я все-таки решил вашу задачу, Михель, — Эйлер сидел в кресле, привычная улыбка озаряла комнату. За креслом недовольным Цербером стоял один из сыновей математика. Тот, который врач, — Вот только слишком увлекся. Боюсь, от меня больше не будет толку...
В руках он теребил рассыпающуюся стопку исписанной бумаги.
— Я хотел сделать для вас экстракт, но не успел, свалился... Ну отчего математикам нужно такое железное здоровье? Так или иначе, дальше я работать просто не могу. Глупо, но у меня зрительное мышление, мне надо видеть свои записи. А я теперь совсем ничего не вижу. И врачи говорят — никаких шансов.
Еще бы. Сами удалили воспалившийся от чрезмерной нагрузки глаз. А вторая глазница была занята стекляшкой уже давно. В молодости Эйлер был точно таким же увлекающимся.
— И сотрите это соболезнующее выражение со своей лисьей морды, — добавил Эйлер, — я его не вижу, но догадываюсь, что оно там есть. Мой мозг остался при мне, а значит, я что-нибудь придумаю. И — радуйтесь! Я сумел не просто описать вашу проблему математически, я нашел решение. Общее решение, дружище! Один вывод занял полтораста страниц...
— Я уже отправил Ломоносову пакет с одной из моих девчонок, — сказал Баглир, — пусть найдет вам секретаря, владеющего высшей математикой. Не думаю, что это так уж сложно. Что же касается зрительного мышления — воображение, кажется, при вас осталось.
— И все-таки голос у тебя жалостливый.
— Что поделаешь, актер из меня плохой. Я действительно бываю излишне мягкосердечен. Самому противно. Но — поверьте, Леонард — то, что вы слышите, это не сострадание к инвалиду. Это совесть. Задачу-то подсунул вам я!
— И спасибо. Очень интересная. Такое не стыдно опубликовать. За секретаря тоже благодарю — но не сразу сейчас...
— Не то у отца будет воспаление мозга, — прошипел Эйлер-младший, — и вашей совести, Тембенчинский, прибавится работы.
— И сколько народа ты привез?
— Примерно десять тысяч.
Петр хмыкнул.
— Мало.
— Сколько было.
— Я ведь не в упрек. Просто — надо больше. Иначе просто не выдержим темпа. И вся грюндерская программа полетит под откос. Вся наша индустриализация. По переписи выходит, что в России живет восемнадцать миллионов человек. А надо хотя бы сто восемьдесят... Едут же к нам тысячами, не более. Немцы, греки, сербы, эти твои... лаинцы.
Баглир сложил руки за спиной, крылья же, наоборот, выпустил. Вальяжно прошелся до стены и обратно.
— Не мельтеши, — попросил император, — разговаривать неудобно.
— А я сейчас не разговариваю, а думаю, государь. Сидит в голове одна мысль, которая может отправить всю нынешнюю программу привлечения иностранцев в корзину для бумаг.
— Не от этой ли идеи ослеп сам великий Эйлер?
— От нее. Но решение нашел. Есть техническая возможность беженцев и эмигрантов из разных миров переправлять сюда. Точнее, сделать так, чтобы их ворота всенепременно выбирали изо всей Зоны Невозвращения именно Россию — и строго определенное место. Как бы вы отнеслись к колонистам, скажем так, необычного вида?
— Как ты? Побольше бы...
— Нет. Другого. Многих других и разных...
Баглир открыл дверь, оттуда ему услужливо вложили в руки альбом. Он подпорхнул к царю, развернул, стал пролистывать карандашные наброски.
— Вот такого, например. Называются вулпы. У них перенаселение. Любят, когда тепло и сухо. Любят возиться с землей. В городах не живут, зато урожай снимут хоть в Сахаре. Это — хэнниты. Война, не как у меня и лаинцев, а гражданская. Изящная урбанистическая культура, исключительно подземная. Утонченная философия, высокий уровень научного развития. Клабри. Климатические изменения, голод. Места им надо совсем немного, но очень способны к тонкой работе. Калкасы. Ну, эти просто лезут куда можно и куда нельзя. Неуемный народ. Зато дышащий водой. И воздухом тоже. И, кстати, холодноводный. Ринийцы. Примерно через десять лет их планета погибнет. Уж не знаю отчего. Скоро побегут во все стороны. Философические тугодумы. Но — физиологически честные существа. Врать не могут. И умалчивать, увы, тоже. Болтают непрерывно... Рархи. Их тираны приносят в жертву некоему злобному божеству сотни тысяч подданных. Именно методом засылки в никуда. Да, несимпатичные. Однако...
— Ты это не мне одному говори. И тем более показывай. Соберем безымянный Совет, тебя вызовем как временного докладчика. Хотя нет, я лучше сам. Брр, как же я буду есть в ближайшую неделю? И спать? Такого насмотревшись?
Это царь уже переигрывал. Рисунки как рисунки. По сравнению с чудищами Босха — прелестные создания. А полотна Босха Петр любил, копия «Сада Наслаждений» висела у него в кабинете.
А потому — вмах плюхнул альбом на стол, с интересом разглядывал чуждые виды.
— То, что позади...
— Их родная среда, государь. У меня за спиной был бы ледник.
— И как ты собираешься сюда доставить весь этот паноптикум? И не собираешься ли ты съездить туда сам?
Тут Баглиру пришлось попотеть. В конце концов Петр уяснил — «туда» отправиться невозможно. Какой-то физический закон, связанный с плотностью звездного населения. И наличие устройства, которое умели делать только загадочные Предтечи. Зато можно перехватить тех, кто направлен оттуда. Если будут пролетать мимо. А изгнанники и беженцы в виде чего-то вроде светового луча, которое Баглир называл самопреобразовывающимся волновым пучком, направляются в сторону Темной зоны, в которой и расположена Земля. И материализуются исключительно в пригодных для обитания мирах. И, подходит им, видимо, не только Земля, потому как иначе встречались бы они тут чаще.
— Я не исключаю, — заметил Баглир, — что Адам и Ева...
— Хорошо, что тут нет Ивана, — перебил его Петр, — и хорошо, что я лично присутствовал на твоем крещении. И что я верю в множественность миров, тоже хорошо. Неприятное исключение — мы не можем передавать своих смутьянов в виде волновых пучков!
— Зато мы можем принимать чужих. Сделать штуку, которая такие пучки приманивает! Больше манок — больше переселенцев.
— Размеры?
