Нет, рисковать нельзя. Тем более, что и мать, и дочь Марины могут подвергнуться нападению убийцы. Волков-то понимает, что высшую меру уже заработал, суд не простит ему убийство двух милиционеров и инкассатора, ранение еще троих, один из которых, инкассатор Рудаков, до сих пор лежит в больнице с тяжелым ранением позвоночника. Пуля застряла между позвонками, нейрохирурги удалили ее, но задет нерв, человек, возможно, останется неподвижным на всю жизнь.
Конечно, этого Волков пока не знал, знал это Мельников, но кому от этого легче?
Но — жаль, жаль было терять Марину как агента Осталась ведь самая малость: узнать, где Паша прячет оружие…
— Я придумаю, придумаю, — говорила Марина, погрузившись в свои мысли. Мы уедем в деревню, я побуду пока у мамы. Ведь вы скоро арестуете его, Александр Николаевич?
— Конечно, арестуем, Марина Но… понимаете, нам нужны улики, вещественные доказательства Оружие, если говорить прямо. И если бы вы…
Марина не слушала, не хотела слушать. Ее, как и всех на фирме «Братан и K°» встревожило чепе: Борис Григорьевич — исчез. Вместе со своим джипом. Уже несколько дней его нет не только на работе, но и дома. Охранники (Леха и Киса), приехавшие на «БМВ», доложили в офисе, что шефа нигде нет. Мать его беспокоится, хотя Борис и раньше исчезал на день-другой, кутил где-нибудь с бабами, но в этот раз…
Да, с шефом что-то случилось, все это чувствовали.
В смену Марины прибежали Надежда и Светлана. Продавщицы полдня просидели в киоске в ожидании — может быть, ребята что-то узнают, скажут.
Никто ничего не узнал.
Секретарша Кушнарева — Алиса, молодаядлинноногая — теперь главная пассия шефа (Надежду он давно уж оставил, не говоря про Марину и Светлану)… Так вот, Алиса взяла расследование пропажи шефа в свои руки. Позвала охранниковтелохранителей, дотошно расспросила Леху с Кисой, этих ходячих и вечно сонных «шкафов» — где, когда и во сколько они расстались с Борисом Григорьевичем в среду? Те сказали, что шеф отпустил их в сауну, попариться и позаниматься с девочками, а оставались с ним здесь, в офисе, Мосол и Колорадский Жук. Парни сказали, что проводят шефа до самого дома, и Борис Григорьевич это же сказал, лосле чего Киса с Лехой уехали расслабляться.
Алиса послала за Жуком и Мосолом телохранителей шефа, с ними увязался и Рыло, так как хорошо знал, где тот и другой жили, но все вернулись ни с чем, вернее, с известием: и Мосол, и Колорадский Жук лежат дома в стельку пьяные, но объясниться сумели: шеф лично вел свой джип (он и шофера в тот день отпустил по каким-то домашним делам), они с ним доехали до поворота к его дому и расстались. До дома там оставалось метров сто… Нет, никаких выстрелов или взрывов они не слышали. Да и мать это подтвердила.
Она сказала, что Борис к дому не подъезжал.
Предчувствие большой беды повисло над «Братаном». Народ на фирме заволновался…
Многие, конечно, знали об агрессивных планах своего шефа, в том числе и продавщицы киосков. И хорошо понимали, что все это чревато, что та сторона тоже не дремлет, тоже может предпринять в ответ нечто серьезное.
Неужели они, эти городские паханы, подняли руку на Кушнарева?
И как теперь быть сотрудникам созданной им фирмы? Ведь это не акционерное общество с законными акциями и долями — все было в руках Кашалота: сила, власть, связи, деньги, наконец.
Теперь это, возможно, рухнуло.
Кашалота нет.
Вся наличка (на девяносто процентов) — у него дома, у матери, надо думать, в тайниках.
А хитрая и жадная баба, конечно же, сделает вид, что никаких денег у нее нет, что, пока не появится Борис (а он явится, явится, нагуляется вот), она палец о палец не ударит и никакие деньги даже искать не будет.
Наверное, так поступила бы каждая мать. Или жена Или хотя бы любовница-фаворитка.
Алиса сообразила, что к чему, но реальной власти у нее не было слишком молода и неопытна, к тому же она не успела окрепнуть в этой должности. И, видимо, ничего не знала про финансы шефа.
К вечеру собрались в офисе сотрудники фирмы, не так, конечно, и много людей, посидели, погоревали… Кто-то из парней бросил унылую шутку. «Спасайся, кто может…»
Братва этот призыв восприняла серьезно Грехи водились за всеми. В самом деле, пришло время подумать о себе И следы кое-какие за собой замести, и спланировать будущее. Если Кушнарева нет уже в живых (а обсуждалась и такая версия), то прямая его наследница — мать, а как она поведет дело, никто не предполагал, да и станет ли вообще связываться с этими киосками, с торговлей… Старухе это не нужно. Продаст кому-нибудь дело, да и все. Может киоски и отдельно продать, поштучно. А кто купит, например, тот, в котором Марина работает? Разве только Надежда. Девка она прижимистая и хитрая, могла поднакопить на киоск. Ее, Марину, продавщицей не оставит отношения у них что-то испортились в последнее время, они друг друга теперь терпеть не могут. Черная кошка дорогу им перебежала, не иначе, тот самый Спонсор, которого давно уже нет в живых.
Значит, безработная, такая перспектива?
В расстроенных чувствах, взвинченная, отправилась Марина домой, а тут снова на остановке автобуса дожидались ее фээсбэшники, приехали на знакомых «Жигулях» Мельников и Омельченко. Позвали в машину, заговорили о Паше… об оружии. Она и не выдержала, сорвалась.
— Я не могу больше с ним общаться, Александр Николаевич!..
Офицеры выслушали ее доводы, постарались успокоить. И понять — что случилось вдруг с такой покладистой и уравновешенной женщиной? Какая муха ее укусила?
Мельников догадливо спросил:
— Что-то на работе, Марина?
— И на работе тоже, да! — нервно отвечала она. — Шеф пропал, Кушнарев, а вы понимаете, что это для всех нас значит? Мы все станем безработными. Все документы — на нем, он частный и единоличный владелец фирмы, деньги все у него… были. Сейчас у матери. А разве она что-то отдаст? Скажет, не знаю я ничего…
— Ачто могло с ним случиться, как вы думаете, Марина?
— Да все что угодно, Александр Николаевич! В наше-то время! Шел человек домой — бах! Убили!
— Его что… кто-то видел мертвым?
— Нет, не видели. Но — нету же человека! Несколько дней уже прошло. Поехал домой, его ребята наши почти до порога проводили…
— Значит, он домой не заехал, а решил двинуться куда-то еще?
— Ну, наверное. Никто же ничего не знает. Но простились с ним в ста метрах от дома. Это факт. Мы сами все проверили.
«Кашалота могли, конечно, убрать конкурирующие фирмы, — подумал Мельников. — Придется разбираться… Ас Мариной… да, женщину нужно вывести из-под возможного удара со стороны Волкова, это действительно опасно».
— Марина, вы в самом деле поезжайте в деревню, и как можно скорее. От греха подальше.
— Да, мы завтра же уедем. Матери там с парниками надо заниматься. И я с ними заодно уеду…
— Пожалуйста, Марина, вы только не нервничайте. Объективно ничего не изменилось. Волков…
— Да тут дело не только в Волкове. На фирме у нас, я же вам все рассказала… Прямо рок какойто висит… смерть в затылок дышит.
— Нервы, Марина, нервы…
— Это не нервы, Александр Николаевич! Это жизнь такая. Нам ее такую создали — живешь и боишься. И все ждешь, когда и по твою душу придут… Я просто боюсь! За маму. За Ксюшку-у…
С женщиной началась истерика. Она снова заплакала, и все никак не могла остановиться, то и дело вскрикивала: «Господи, да что же это на нас напасть такая, а? За что? Господи!..»
— Притормози, Андрей, — велел Мельников Омельченко.
Ни воды, ни каких-либо успокаивающих капель у оперативников, разумеется, не было — ранее с агентами (в том числе и женского пола) ничего подобного не происходило. Плакали, да, но чтоб истерики закатывать…
