народ, а особенно – в торговле наркотиками. Торгуешь наркотой – к стенке! И у нас сейчас с этим делом всё очень даже спокойно.
– Вы про цыган, что ли? – уточнил Гончаров.
– Почему же только про цыган? – искренне удивился Сафронов. – У нас нет преследования по национальному признаку, только беспощадное искоренение социальных паразитов. И таковых я расстреляю с лёгким сердцем – хоть русских, хоть французских, хоть «кавказской национальности». Скажем, некоторые выходцы из бывших южных и так далее республик, которые к моменту Катастрофы проживали на нашей территории, попытались было торгашество своё возрождать: у крестьян перекупать и продавать. В нынешних условиях – чрезвычайно вредное направление. Что делать? Предупредили раз, другой – вырасти и продавай на здоровье. Всё равно продолжают по-своему. Тогда взял и расстрелял некоторое количество, и что же вы думаете? Сейчас те, кто остались – образцово-показательные граждане!
Во всех населённых пунктах действовал комендантский час – летом с двенадцати вечера до шести утра, а зимой с девяти вечера до восьми утра. Нарушение каралось сурово, но, правда, если человек сам обращался к патрулю в течение первого часа действия запрета на передвижение, его доставляли в специальный пункт ожидания, и наказания он не получал. Правда, если таких обращений происходило более пяти в месяц, следовали «оргвыводы»: четыре недели принудительных работ. По словам главы, большинство населения с пониманием относилось к подобным мерам – это пресекало передвижение «нежелательных элементов».
– Как сами видите, возможность антиправительственных заговоров сведена к минимуму. Думаю, вы понимаете, что иначе невозможно было добиться стабильности в условиях начавшегося хаоса.
Строгий порядок во всём позволял не тратить людские и материальные ресурсы силы на перепалки и перестрелки, потому и результаты в промышленности и сельском хозяйстве достигались иной раз совершенно неожиданные. Например, геологи, которых настропалил Сафронов, сумели сделать, казалось, невозможное – нашли на этом вдоль и поперёк обследованном куске Урала нефть, которой вполне хватало для местных нужд. Очень помогло уралмашевское буровое оборудование.
– Идиоты, – повторял Глава, рассказывая об этом, – идиоты! Что им мешало и раньше провести здесь глубокое бурение? Ничего! И была бы у нас тут своя нефть, куда ближе тюменской. А если бы не жёсткие меры и порядок, кто бы нефть искал? Сожгли бы и разграбили то, что осталось, сели бы на лошадей и – вперёд, с шашкой наголо! Развалить всё очень просто, вот создать – сложно!
Конечно, бензином и соляркой в первую очередь снабжалась армия и сельское хозяйство – Глава понимал значение «продовольственной» и иной безопасности, и, упаси боже, если кто-то пытался воровать горючее!
В общем, заводы восстанавливались и работали, люди жили в мире, хотя и поддерживаемым жестокой рукой.
Майор Гончаров выбрался из бассейна и, отдуваясь, упал на деревянную скамью рядом с Сафроновым. Глава с ласковой усмешкой посмотрел на него:
– Что может быть лучше русской бани, верно?
– Ни-че-го! – ответил Гончаров, берясь за увесистую кружку пива.
Про эту баню Гончаров слышал и раньше – она стояла на берегу Верх-Исетского пруда. В советские времена в ней парились партийные чиновники, руководство завода и разные «дорогие» гости. В постперестроечную эпоху – «новые» русские и, соответственно, угодные им люди. Сейчас баньку обновили и здесь бывали только Глава и лица, допускавшиеся им лично.
Александр и Пётр сподобились попасть сюда не сразу, хотя Глава выказал им наитеплейший приём. Первые три дня, пока шли детальные совещания и обсуждения, они жили в неплохих апартаментах, пристроенных сзади к бывшему Дворцу культуры, а ныне Дворцу правительства, то есть уже не ДК, а ДП. Всё правительство по большому счёту состояло из самого главы, генерала Удота и начальника вооружённых сил генерала Лунцова, однако безусловным лидером являлся Сафронов.
Александр, конечно, рвался на поиски семьи, но Аркадий Иванович заверил майора, что давно отдал все необходимые распоряжения.
– Если они живы, – веско заявил он буквально на первой совместной встрече правительства, – их найдут и доставят в целости и сохранности. Конечно, мне прискорбно говорить это, но вы – военный человек. Может статься… Ну вы понимаете? У нас тоже были трудности сразу после Катастрофы – всякие болезни и хаос. Не все граждане дожили, и не всегда по своей вине. Всё может быть, но, повторяю: если ваша семья жива, то считайте, что она уже с вами вместе.
Гончарову оставалось только поблагодарить главу и начать рассказывать о том, что они видели за время странствий.
Заседание правительства проводилось в секретной обстановке – кроме самого Сафронова присутствовали только его генералы. Несмотря на слово «Православная» в названии республики, ни одного священника за столом совещания не было. Глава объяснил, что православной его республика является по духу, а вовсе не потому, что церковники допущены к власти.
– У нас нет и не будет никаких партий – ни светских, ни религиозных, – пообещал он.
Само собой, особо главу и генералов интересовала возможность перемещения между Зонами. Узнав, что данный процесс не так прост, они задумались, но когда Гончаров обмолвился, что «верхних» тарлан никак не больше нескольких тысяч, заметно воспрянули духом.
– Это даёт нам надежду! – веско заметил он.
Вот и сейчас, сидя вместе с ними в бане, Лунцов и Удот продолжали развивать эту тему. Глава больше прислушивался и внимательно поглядывал на Гончарова с Домашниковым, а также на своих генералов.
– Главное – захватить плацдарм, – с жаром высказался Лунцов, расплёскивая пиво на живот. – Вспомните, как партизаны в Великую Отечественную даже без взрывчатки поезда под откос пускали, с парой автоматов целые деревни захватывали! Проработаем план операции, лишь бы туда прорваться!
– Стоит всыпать мерзавцам, стоит! – поддержал коллегу Удот.
– Это не так просто, как вы думаете, – возразил Гончаров. – Но если ударить неожиданно и сразу захватить много оружия, то, возможно, будут шансы успех развить. Согласен, Пётр?
Домашников кивнул, но не слишком энергично, что не укрылось от бдительного взора Сафронова.
– Да что значит, согласен или не согласен? – ответил инженер. – Мы пока очень мало знаем о тарланах. Точнее – ничего не знаем: какие-то крупицы информации, которые выдал Авван, и крохи того, что сами видели у него на «заимке» и на Базе. Кто мы такие, чтобы в данной ситуации пытаться на них напасть? Что мы можем? Мы толком не представляем себе ни противника, ни его организацию!
– А вот от того, насколько вы точно всё нам рассказываете, – мягко, но со сталью в голосе произнёс Сафронов, – и зависит успех возможной операции.
– Да какой операции! – Домашников уже немного перебрал пива с более крепкими добавками. – Нам и рассказывать уже нечего! Сами подумайте: у них какая-то Пирамида, какой-то артефакт каких-то Предтечей! Они его сами не поняли до конца, но техникой и оружием эта штука их как-то снабжает. Куда мы полезем, если знаем в миллиард раз меньше, чем они?
Глава и генералы переглянулись. Аркадий Иванович улыбнулся с добрым ленинским прищуром.
– Вы не последовательны, Пётр Борисович. – Он очень любил хотя бы иногда обращаться ко всем по имени-отчеству. – По вашим словам, эти тарлане и сами ничего толком не знают. Значит, нам просто Господь велел встать на их место и хотя бы так наказать их за всё. За все случайные или неслучайные действия. Они ещё наше народное хозяйство будут восстанавливать в тюремных бушлатах! Вы считаете, что это невозможно или что мы не должны так поступать? Я не понимаю подобного предубеждения!
Пётр тяжело вздохнул и отхлебнул пива.
– Просто надо сто раз отмерить, а то последствия могут быть совсем плохими.
– Вот мы и пытаемся! – осклабился Удот. – Обязательно надо отмерить, а как же! Пошли, Петя, я тебя ещё попарю. Веничками хвойными – самое то!
И он потащил Домашникова в парилку.
Гончаров взял рюмку водки и посмотрел на главу и Лунцова:
– Знаете, господа, я бы и сам очень хотел надрать тарланам задницу. Ваша идейка о том, чтобы они на наше народное хозяйство поработали… ха, это очень даже ничего! Может, оно и не демократично, но пусть ответят за свои выходки! Давайте за это и выпьем. Только Пётр прав: тут надо аккуратно.
