Симон немного подумал.
– Пока я не свободен от клятвы, – наконец ответил он, – это означает, что я не сдался. Возможно, это только укор моей совести, но просьба об искуплении будет моим поражением.
Матильда промолчала. В действительности она не думала, что он отправится еще в один Крестовый поход, чтобы выполнить свою клятву, но ей трудно было удержаться и постоянно не требовать тому подтверждения. Трудно, но не невозможно. Ведь рано или поздно ему все равно снова придется уехать по королевским делам. В Нормандии шла война, и Матильда каждый день ожидала приказа, которого Симон не сможет ослушаться.
На вторую часть церемонии собрались все обитатели замка. Они пили горячий сидр и, взявшись за руки, водили хороводы вокруг яблони, восхваляя ее и призывая ее быть сильной и принести обильный урожай.
Сгущалась темнота, Уолтеф и другие дети гонялись друг за другом, с визгом лавируя между, взрослыми. Маленькая Мод неуклюже топала за ними в своих многочисленных одежках.
Симон обнял Матильду и сдвинул в сторону платок, чтобы поцеловать ее в шею. Она, улыбаясь, повернулась и подставила ему губы.
Со двора донеслись крик и ржание лошади, и Симон, как гончая, уловившая запах, поднял голову. Она сдержала желание обнять его крепче и вместе с ним повернулась, чтобы посмотреть, кто приехал.
– Не может же король послать тебя в Нормандию накануне рождественского пира? – Она не смогла скрыть отчаяния.
Но посыльный приехал не за Симоном, а за ней. Из Элстоу. Ее мать заболела, у нее сильный жар, и только Господь может ей помочь. Если Матильда хочет попрощаться, ей следует ехать немедленно.
Как в бреду, она распорядилась, чтобы посыльного напоили горячим сидром и накормили, благо под деревом был накрыт стол.
– Я должна ехать, – заявила она. Симон взглянул на темное небо.
– Ночью? – с сомнением спросил он. Слова слетели с губ вместе с облачком пара от дыхания.
– Утром может быть уже поздно. – Она взглянула на него. – Я должна – ради нее и ради себя.
Он задумчиво посмотрел на нее и кивнул.
– Тебе понадобятся факелы в дорогу и надежное сопровождение. Иди и собирайся, а я прикажу седлать лошадей.
Люди продолжали веселиться. Она с грустью отвела взгляд от танцующих и покинула сад.
– Тебе необязательно ехать, – сказала она, когда увидела его в спальных покоях, где он надевал теплую одежду.
– Я хочу, – возразил он. – Я ведь так по-настоящему и не помирился с твоей матерью. К тому же одну я тебя не пущу.
Матильда почувствовала острое раздражение, как будто растревожили старую рану. Она пошла к сундуку и достала оттуда теплые чулки.
– Я уже привыкла к своему собственному обществу, – недовольно заметила она.
Он продолжал обматывать ногу.
– Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой?
Она наклонилась, чтобы снять сапог, и натянула чулок на ногу.
– Матильда?
Она подняла голову.
– Разумеется, я хочу, чтобы ты поехал, – с раздражением ответила она. – Но по собственной воле – не по обязанности, или из жалости, или по той причине, что считаешь меня заблудшей овцой, которая пропадет без твоего присмотра. – Она нервно принялась за вторую ногу – движения резкие, лицо спрятано за платком. – А я, поскольку хочу, чтобы ты поехал со мной, чувствую себя виноватой. Я же видела, как ты сегодня хромал, и знаю, что холод твоей ноге вреден.
Симон улыбнулся, хотя ему было не до смеха.
– Теперь, моя дорогая, дело решено. Тебе ли не знать, что не надо вспоминать про мою ногу, если хочешь, чтобы я остался дома. Теперь, что бы ты ни говорила или делала, меня не остановить.
– Тебя и раньше не останавливало ни то, что я говорю, ни то, что я делаю, – парировала она, пытаясь засунуть ногу в сапог. – Черт побери, – пробормотала она.
Симон подошел, встал на здоровое колено и помог ей натянуть сапог.
– Да, нога у меня болит, – согласился он, – но она все равно будет болеть, поеду я с тобой или останусь здесь. У меня плащ твоего отца. Я не замерзну.
– Это теперь твой плащ, – пробормотала она, пока он помогал ей надеть второй сапог.
– Разве? – Он невесело улыбнулся. – Даже сейчас я не уверен. – Он встал на ноги.
– Ты всегда носил его по-своему, – возразила она.
Он направился к двери.
– Не стоит подслащать пилюлю, – возразил он. – Он давит мне на плечи, когда я надеваю его.
– Все время? – Она тоже встала и пошла за ним.
