Она чуть было не сказала – Паркер Кинкейд, но вовремя спохватилась:
– Спецагент Кейдж.
– Должна состояться пресс-конференция. Я проинформирую директора. Возможно, он тоже захочет выступить.
В лаборатории доктор Джон Эванс закрыл крышку сотового телефона и выключил телевизор.
Значит, Копателя убили. Если верить репортерам, обошлось минимальным количеством жертв – не как при расстреле в метро и на яхте. Однако по телевизору Конститьюшн-авеню напоминала зону боевых действий – дым, сотни карет «скорой помощи», люди прячутся за машинами, деревьями и кустами.
Эванс надел парку, засунул в рюкзак тяжелый термос, а рюкзак перебросил через плечо. Пройдя по пустынному коридору, он остановился у лифта и, чтобы сориентироваться, посмотрел на план-схему здания. Его палец был уже на кнопке «ВНИЗ», но он не успел нажать – его окликнули:
– Привет.
Доктор обернулся и увидел, что кто-то идет к нему от другого лифта.
– Привет, доктор. Слышали?
Это был детектив Харди. Его пальто было в пятнах и копоти. На щеке виднелся порез.
Эванс улыбнулся, но чувствовал он себя неловко. Ему вспомнилось, как час назад Харди чуть ли не открытым текстом обвинил Эванса в том, что тот придержал информацию об убийце. Доктор нажал на кнопку «ВНИЗ». Дважды.
– Только что посмотрел новости, – ответил он.
Сдернув рюкзак с плеча, Эванс начал расстегивать молнию.
Харди отсутствующим взглядом посмотрел на рюкзак.
– Ну, скажу я вам, наболтал я тут лишнего. Хотел добраться до этого парня, был немного не в себе.
– Угу.
Эванс залез в рюкзак и достал термос. Харди непринужденно продолжал:
– Он чуть меня не прикончил. Дал-таки мне жару. Я был от него метрах в десяти. Видел его глаза, ствол автомата. Да… Я внезапно ощутил настоящее счастье, что жив.
– Бывает, – заметил Эванс. – Где же лифт?
Харди взглянул на металлический цилиндр.
– Кстати, не знаете, где агент Лукас?
– По-моему, внизу, в вестибюле, – ответил Эванс, отвинчивая колпачок термоса. – Разве вы там не проходили?
– Я вошел через гараж.
Доктор открыл термос и поднял голову: ему в лицо был нацелен черный пистолет с глушителем.
– Мне очень жаль, – сказал Харди, однако в его голосе не было и капли сожаления.
Эванс уронил термос. Кофе вылился на пол. Последнее, что увидел доктор, была вспышка выстрела.
Глава девятая
Агент был молод и еще трепетал от сознания того, что работает в ФБР. Поэтому он нисколько не возражал против дежурства на посту охраны в новогоднюю ночь.
К тому же на его коллеге Луиз были облегающая синяя кофточка и короткая черная юбка. Луиз с ним флиртовала. Вообще-то она рассказывала о своей кошке, но язык тела подсказывал ему, что она заигрывает.
Агент не спускал глаз с десяти телемониторов. Луиз, сидевшая слева, наблюдала за десятью другими. Изображения на экранах менялись каждые пять секунд.
Взвыл сигнал внутренней связи. Агент нажал кнопку.
– Да?
– Детектив Харди из Полицейского управления. Работаю с Маргарет Лукас.
– По делу о расстреле в метро?
– Точно.
Легендарная Маргарет Лукас. Агент нажал на кнопку и развернулся лицом к двери.
– Чем могу помочь?
– Боюсь, я заблудился, – ответил Харди. – Ищу лабораторию документов.
– Документов? Седьмой этаж. Из лифта – налево.
– Спасибо.
– Что это? – вдруг вскрикнула Луиз. – Смотри, что это?
Агент повернулся – она показывала на монитор. На экране был лежащий на спине мужчина, из его головы струилась кровь.
– Не может быть! – Луиз потянулась к телефону.
Сзади раздался тихий хлопок. Луиз дернулась, кофточку на ее груди окрасила кровь.
Молодой агент повернулся и, подняв руки, закричал:
– Нет, нет!
– Я всего лишь задам несколько вопросов, – спокойно произнес Харди.
– Не убивайте меня. Пожалуйста…
– Не убью, если ответите на все. Вы должны периодически вводить в компьютер код системы безопасности?
– Да. – Агент заплакал.
– А если вы не отметитесь, автоматически включится сигнал тревоги?
– Да. – Агент взглянул на тело Луиз. – О господи…
– Когда вы должны отметиться в следующий раз?
Юноша рыдал уже в полный голос.
– В час ноль-семь.
Харди посмотрел на настенные часы. Удовлетворенно кивнул, дважды выстрелил агенту в голову и нажал кнопку открывания двери.
Эдвард Филдинг – так на самом деле звали человека, представлявшегося детективом Леном Харди – направился к лифту. «Нет, агент Лукас, Паркер Кинкейд и бедолага Джон Эванс… Нет, мною двигало не желание отомстить или привлечь внимание к социальной несправедливости. И не алчность. Двадцать миллионов? Да я мог запросить в десять раз больше…»
Нет, им двигала страсть к идеалу. К идеальному преступлению. Безупречность… Она его дурманила. Безупречность во всем – в том, как он гладил рубашки и чистил туфли, продумывал и осуществлял преступления.
Будь у Филдинга склонность к юриспруденции, он бы стал адвокатом и посвятил жизнь безупречной защите самых отъявленных преступников. Питай он страсть к альпинизму, он бы совершил безупречное одиночное восхождение на Эверест.
Но все это не занимало его. Его занимало преступление.
Он считал, что ему просто повезло родиться совершенно аморальным. Дело в натуре, решил он, а не в наставниках. Родители его любили, единственным их пороком было занудство. Отец Филдинга работал менеджером страхового агентства в Хартфорде, мать была домохозяйкой. Ему ни в чем не отказывали, его не тиранили. Просто с детских лет он считал, что законы писаны не для него.
Арест за поджог приятеля девушки, которой увлекся Филдинг, в его же машине – не нужно было парковаться так близко. Удачный шантаж крупного фабриканта консервов. Филдинг скормил его скоту энзимы, дающие ложную реакцию на ботулизм (хотя деньги он так и не забрал – не мог придумать, как
