– Какую работу ты имеешь в виду? – не поняла Мамбо.
– Ну, может, не знаю, съездить куда-нибудь. Выкрасть, – с крохотной задержкой конкретизировал он.
Мамбо рассмеялась. Ее поддержала лишь Ниос. Но тотчас осеклась, напоровшись на ставший ледяным взгляд Леонардо. Он даже прошипел: «Чего ты ржешь, лошадь?!» Мамбо смотрела на него с прежней насмешкой, и Леонардо, не выдержав, отвел свой взгляд.
Жрица не знала другого такого человека, который так ловко управлялся с оружием. Особую любовь Леонардо питал к автоматическим и снайперским винтовкам. И если охранники фона отдавали предпочтение «калашниковым», то Леонардо прикипел к американскому и английскому оружию. Мамбо не знала марки винтовки, за которую Леонардо в прошлом году отвалил кучу денег. С ней он пару месяцев назад ездил охотиться в соседний Чад. Про его трофеи Мамбо сказала так: «В жирафа любой дурак попадет».
Ему только дай волю. Только дай приказ. Нет, неудержимым его назвать было трудно. Мамбо вдруг реально представила ситуацию, в которой Леонардо действительно получил приказ от фона провести силовую операцию. Возглавить отряд? Может быть, если отряд будет немногочисленным. По большому счету, Леонардо одиночка. Недаром он в Чаде оставил без внимания услуги проводника. Он сам мог дать сто очков вперед любому, особенно в так называемых «сафарийниках».
А пока что он продолжал гнуть свою линию.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– А что, должна была? – Мамбо стерла с лица усмешку. – Почему, интересно, ты спросил?
– Да подумал об охране девочки, – ответил Леонардо. – Вдруг…
Она перебила его:
– Что «вдруг»? В Камерун вторгнутся правительственные войска России?
Мамбо в свою очередь осеклась. В этой комнате находились все участники московской акции. И она посмотрела на них по-другому, отчасти с пренебрежительной позиции белого человека. И увидела четырех негров. Не имея специальных навыков, они проникли на территорию ядерной державы, правда, не за ядерными секретами, но все же. Во сколько раз будет легче «образованному, со специальными навыками» белому совершить акт возмездия в этой стране? Вопрос на засыпку, но прежде нужно знать ответ на другой вопрос: доказана ли вина Ирины? Все же оставался небольшой шанс ответной акции.
Мамбо некоторое время провела в молчании. Леонардо успел выпить еще одну банку колы и еще раз попасть ею в корзину. Он явно остался доволен произведенным эффектом, заставив задуматься даже Мамбо.
– Вот что, – наконец ответила она, заострив внимание на Ниос. – Ты и Кимби с этого момента будете присматривать за белыми в городе. Если объявится кто-то из России, немедленно сообщите мне.
Именно в это время Мамбо подумала об ответственности: случись что с полукровкой, за нее фон спросит как за родную кровь.
Глава 11
Принимающее учреждение, без которого въезд в страну был бы затруднен, – Министерство национального образования, директором кабинета в котором некогда был Поль Бийя – нынешний президент Камеруна. Из пяти населенных пунктов, значившихся в программе выступлений, Николаев в первую очередь отметил Фумбан, и чиновник в министерстве с радостью, как показалось адвокату, подмахнул соответствующий документ, согласно которому «российское музыкальное трио направляется в распоряжение директора художественного музея города Фумбан… сроком на двадцать дней». Этот срок был проставлен в документе по просьбе Николаева. Он объяснил это тем, что Фумбан является центральной точкой между остальными городами, которые значились в туре. Собственно, он выбил официальную бумагу, согласно которой мог находиться в Фумбане по меньшей мере двадцать дней. Говоря о Фумбане как о центре, он представлял себе не циркуль, как самое простое, что может прийти в данном сравнении в голову, а стрелки часов.
Директор художественного музея в Фумбане – лысоватый, с полоской чуть приметных усов, вечно спешащий куда-то и по виду замкнутый человек – встретил Николаева не прохладно, но без энтузиазма. Адвокат вдруг решил: «Ничего, раскачается». И тот скоро внял совету русского гастролера, выслушав печальную историю о краже виолончели в аэропорту: коротко хохотнул, потом зашелся в приступе смеха. Как будто стартер завел двигатель, сравнил Нико.
– Хорошо, что у вас потерялся самый большой инструмент, а не два поменьше.
Адвокат посмотрел на него с сожалением и не удержался от шпильки:
– Виолончель – это не то, что вы думаете.
– Вы умеете читать мысли?
– Образы. В вашем представлении виолончель – африканский барабан с палкой.
Директор поманил его за собой.
Они вышли из музея, который нашел себе место на вершине холма, и вышли на задворки – обратную сторону улицы ремесленников, в общем-то, приличный сквер, а точнее сказать, театр под открытым небом. Он представлял собой вымощенную природным камнем площадку размером с пару теннисных кортов, со скамьями в два ряда. Между партером и сценой имелся проход, по нему-то и прошли хозяин и гость и поднялись на сцену. Николаев встал лицом к пустому залу – как исполнитель, директор спиной – как дирижер.
– У меня в кабинете вы говорили про фонограмму, – напомнил он.
– Да.
– Это не прозвучит слишком фальшиво?
– Вы сами все услышите, – ответил Нико.
– Вы умеете интриговать. Пожалуй, я буду ждать вашего выступления с нетерпением.
– У меня богатый опыт выступления под минусовку. Минус-фонограмма – это запись аккомпанемента, – был вынужден пояснить адвокат. – Музыканты, артисты используют этот прием, когда на концертах нет возможности настроить оборудование. У нас нет возможности выступить полным составом.
– Пусть будет так. Что еще вам может понадобиться?
– Музыкальный центр с CD-приводом.
– Припоминаю, вы что-то говорили об этом. Я принесу из дома свой. – Директор улыбнулся.
Это была четвертая группа русских, которую, по выражению Ниос, она пасла на пару с Кимби. С подачи Леонардо, который и других заразил своей подозрительностью, русские музыканты не могли не попасть под его пристальный взгляд; фактически четверка камерунцев жила на измене.
Кимби занял место во втором ряду, отметив, что публика, явившаяся послушать русских музыкантов, отчего-то предпочитала последние места первым. Осталось свободными около двадцати мест.
Он бесцельно вертел в руках программку с фотографией артистов и названий исполняемых ими произведений. Было заметно, что листок с перечнем прошел через принтер – скорее всего, принадлежащий директору музея; траурная надпись виделась штемпельным оттиском: '…ввиду утраты части музыкального оборудования концерт пройдет под фонограмму».
«Опля!» Именно это восклицание выскочило из рта Леонардо. «Никакие они не музыканты». – «Ну так проверь», – распорядилась Мамбо. И повела себя странно, как будто была придворной дамой. Она сказала Кимби, что явится ко второму акту представления. Причем когда она явится, Кимби должен будет покинуть зал. Только спустя часы Кимби понял: жрица предчувствовала аншлаг.
До начала концерта оставалось двадцать минут, а на сцене хоть шаром покати. Это не считая смехотворного музыкального центра, который был не способен как следует оглушить даже в туалетной кабинке. Кимби против воли настраивался на громкую музыку, он бы с удовольствием послушал вживую свой любимый хип-хоп.
Катала заканчивал суетиться на сцене, подключая к музыкальному центру микрофон и расставляя колонки. Вернувшись за кулисы, он заметил Нико:
– Контрабас-то у нас как нельзя кстати увели. Лично мне ни играть, ни подыгрывать не нужно.
– Заткнись, – процедил сквозь зубы Николаев. – Не твоя вещь пропала. Мне еще отдуваться за нее.
– В смысле мне не понять всей полноты утраты? – Катала по-мхатовски широко развел руками. – Только не я, а ты накаркал – еще в Москве: мол, сошлемся на пропажу инструмента.
