– Это я, Иоанн. Скорей одевайся – Филимон вызывает всех. Леонидас Щука повесился!
– Как повесился?! – Лешка распахнул дверь. – Этот старый черт – и повесился?! Не может быть!
– Вот и Филимон так считает… Здравствуй, Зорба, – углядев танцовщицу, как ни в чем не бывало поздоровался парень.
Девушка потянулась:
– Доброе утро. Чтоб такой человек, как Леонидас, наложил на себя руки? Ой, вряд ли! Можно мне с вами?
– Не знаю. – Иоанн замялся. – Как посмотрит начальство…
– Ладно, – отмахнулась Зорба. – Я тогда останусь здесь, посплю. Не возражаешь, Алексей?
Быстро одеваясь, Лешка махнул рукой:
– Спи.
Филимон Гротас был раздражен и хмур. Седоватые кончики его усов, казалось, повисли еще больше, меж сурово насупленными бровями пролегла глубокая, через весь рот, морщина. Недовольно взглянув на вошедших агентов, он молча махнул рукою на лавку – садитесь – и кратко изложил суть дела.
Сегодня утром, вот буквально только что, в силиврийской тюрьме нашли мертвым старика Леонидаса Щуку. Повесился, расплетя на веревки край туники.
– Однако, чтобы повеситься, нужно было сначала привязать край веревки к решетке окна, расположенного довольно-таки высоко, – пояснил следователь. – А старик Леонидас вовсе не отличался особой прыгучестью.
– Думаю, кто-то ему помог, – потеребив бородку, хмуро согласился Никон.
Филимон неожиданно улыбнулся:
– Вот вы и узнаете – кто? Действуйте, что сидите? А ты, Алексей, останься…
Агенты быстро поднялись и вышли.
– К вечеру жду доклада. – Напутствовав их, следователь, прикрыв дверь, обернулся к юноше. – Тебя не посылаю – что ты можешь знать о тюрьме?
– Ну, естественно. – Лешка пожал плечами. – К тому ж вы мне не вполне доверяете… Что тоже понятно… Могу предложить кое-что.
– Допросить Феодора? – вскинул глаза Филимон. – Уже арестовал и допросил, только что. Как и следовало ожидать, он рассказал только о тебе и лавочнике – больше-то никого не успел узнать. Ладно, пока черт с ним… – Следователь вдруг хитро прищурился и усмехнулся. – Ты тут просил кое-что. На вот, разбирайся!
Он сунул юноше пачку мелко исписанных папирусных свитков и предупредил:
– Время у тебя – до вечера. Завтра, думаю, придется заняться другими делами.
Вежливо поклонившись, Лешка вышел, прихватив свитки с собой. Пошел домой, в свою каморку, ну а куда еще-то?
Погода портилась. Все небо застили низкие бурые облака, похожие на навозные кучи, нудно моросил мелкий дождик. Народец на улицах – мастеровые, мелкие торговцы, слуги – тоже, как и погода, хмурился. Впрочем, может быть, юноше это просто казалось.
Поднявшись по лестнице на верхний этаж, Лешка толкнул дверь и облегченно вздохнул – слава Богу, Зорба уже ушла. Аккуратно застелила постель, прибралась на столе, даже вино оставила, накрыв бокал тонким листком. На листке, кстати, что-то было написано…
– «Постараюсь узнать сегодня об одном человеке. Никифор Макрит. Может быть, он», – шепотом прочел юноша.
Никифор Макрит!!!
Знакомое имя! Богатый и влиятельный мордоворот, с год назад нагло домогавшийся любви Ксанфии, точнее, того, что он понимал под словом «любовь»! Значит, танцовщица его в чем-то подозревает, но не до конца, иначе б не написала – «постараюсь узнать» и «может быть, он». Что значит – он? Турецкий шпион? Человек, связанный с шайкой покойного Леонидаса Щуки?
Покачав головой, Лешка глотнул из бокала вина и завалился на ложе со свитками. Опершись спиной на холодную стену, хотел было покричать кого-нибудь из хозяйских слуг, чтоб разожгли жаровню, однако, вчитавшись, тут же об этом забыл – слишком уж увлекательными оказались свитки… Впрочем, не так уж много их на самом деле и было, но те, что были…
Еще раз перечитав, юноша разложил документы по порядку. Сперва жалобу – вот она. Написана на имя гиполога – чиновника, занимающегося финансами. О том, что некий господин Владос Костадинос, под видом проастия (земли без господского дома) оформил себе в собственность икопроастий (землю с домом), а налоги со сделки заплатил, как с проастия, что и было указано в налоговом кадастре – катастихе – за данный период времени – индикт. Кроме того, как выяснил ушлый жалобщик, господин Костадинос незаконно присоединил к своим владениям еще и автургию – доходное владение, не требующее особых затрат – в виде небольшой оливковой рощицы на пустыре у стены Константина. Да, все владения как раз и располагались в городской черте – ведь по сути, больше никаких земель у некогда великой империи не было, за исключением полунезависимых западных провинций, вроде Мореи. А никаких пригодных к обработке земель, насколько знал Лешка, вдоль всей стены Константина не было – одни пустыри да развалины, населенные крайне подозрительным людом, типа Леонидаса Щуки с его подростковой шайкой… Или – все ж таки, были? Стена-то длинная!
Подумав, Лешка отложил бумагу и, спустившись вниз, попросил хозяина:
– Если вдруг придет один парень, Тимофей, и спросит меня – пусть немедленно поднимается.
Тимофей явился минут через десять – куда ему еще было идти, да ведь и Лешка обещал его не бросать, а поспособствовать в устройстве дальнейшей судьбы. Вот, хотя бы, пропихнуть в государственные агенты или в тавуллярии – чем плохо?
Поднявшись, парнишка тут же получил две монеты – на еду и ночлег – и задание осмотреть все прилегающие к стене Константина земли, да не просто осмотреть, но и, по возможности, разузнать, кому что принадлежит или принадлежало. Задача не из легких, так ведь и Тимофей не дурак, да и ноги у него молодые, быстрые.
Пожелав парню удачи, Лешка позвал-таки слугу – принести угли в жаровню, и, дождавшись приятного тепла, снова зарылся в свитки.
Далее, по порядку, следовала еще одна жалоба, касающаяся неуплаты налогов на эргастилий – все у той же стены. Эргастилий производил весла, канаты, юферсы – в общем, все корабельное оборудование, и, в основном, выполнял госзаказы, на которых, как указывал анонимный жалобщик, и наживался хозяин – Владос Костадинос. Причем, наживался, как следовало из материалов проверки, вполне примитивно – просто-напросто клал себе в карман большую часть выделенных средств.
Лешка хмыкнул. Нет, не похоже это было на Владоса! Нельзя, конечно, сказать, что ушлый грек был полностью законопослушным человеком, но так открыто воровать, и так глупо попасться?! Нет, уж Владос, приди ему в голову подобное, обстряпал бы свои дела куда как более изящно.
Ага! Вот еще один донос… Уже на имя самого эпарха. Относительно злоупотреблений по подряду на ремонт улицы Средней Месы. Средняя Меса – одна из центральных улиц, подряд явно включал в себя не только собственно ремонт, но и замену статуй и колонн в портиках госучреждений. В общем, много всего – можно было заработать очень неплохие деньги, и вполне легально, не нужно было воровать… Однако – вот протокол обыска «особняка у Пятибашенных ворот, владелец по доверенности – господин Костадинос». До обыска дело дошло, во как! И что мы там видим? А видим мы следующее: «Статуя Афродиты Милосской, беломраморная, с отбитым носом – 1 шт, статуя базилевса Василия Болгаробойцы, коринфского мрамора, крашеная, размером в полтора человеческих роста – 1 шт, херувимы позолоченные – 12 штук, херувимы посеребренные – 6 штук, гарпии с мозаичными глазами – 2 штуки…» И это вот все изъяли, в родном, можно сказать, доме господина Владоса! Он что, дурак?! Даже если б и спер во время ремонта всех этих херувимов – так ведь не в собственном жилище же их прятать! Да еще – не имея влиятельного покровителя. Нет, не стал бы Владос так откровенно нарываться. Прямо, не мелкий подрядчик, а какой-то маршал Жуков получается, о воровстве которого Лешка как-то читал в одной умной книжке. Господи, гарпии-то ему зачем? Да еще – «с мозаичными глазами». Эстет, бляха муха! Ценитель прекрасного!
Нет, тут явно что-то не то!
