– Ничего, госпожа. – Хэм почесал кончик носа и робко посмотрел на нее. – Вообще-то нет, вру. Господин Найджел напился и перед всеми нами в мастерской заявил, что какова мать, такова и дочь, и тогда госпожа Аннет не выдержала и сказала, что вы совсем на нее не похожи, ибо у вас хватило смелости убежать с любимым человеком.
– Так и сказала?
– Да, госпожа.
Мириэл сглотнула слюну и отвернулась; горло внезапно сдавило от слез. Как мало они знали, как плохо понимали друг друга, но теперь ничего уже не исправишь.
В доме Элфвен уже растопила очаг и поставила на огонь котелок. Камни все еще источали сырую затхлость, в воздухе роились пылинки, но, по крайней мере, благодаря пылающему очагу дом начал постепенно оживать.
Уилл кружил по комнате, обнюхивая углы, изучая незнакомые запахи. У Мириэл стучало в голове. Ей хотелось одного – лечь в темном закутке и положить на лоб холодный лавандовый компресс.
У Роберта, однако, были другие планы. Не обращая внимания на Элфвен, будто она была неодушевленным предметом мебели, он заключил Мириэл в свои объятия.
– Я и понятия не имел, что ты из такой богатой семьи. Надо же, у вас даже каменный дом, – шутливо произнес он.
Мириэл равнодушно пожала плечами. Сейчас ей не хотелось говорить о родных и оценивать размеры своего наследства. Пришлось бы преодолевать слишком много подводных течений.
Не дожидаясь от жены ответа, Роберт носом сдвинул платок с ее шеи и, целуя, положил ладони ей на ягодицы, прижимая ее к себе.
– Интересно, а постель здесь удобная? – пробормотал он.
Мириэл зажмурилась при мысли, что ей придется опять терпеть его исступленные ласки.
– У меня там саднит немного, – сказала она. Он обжег дыханием ее ухо:
– Этого следовало ожидать. Скоро привыкнешь. – Роберт стиснул ее груди. – Смажь немного гусиным жиром, чтобы мне было легче. Не отказывай, дорогая. Я целый день только и думаю о тебе.
Мириэл выдавила улыбку:
– Давай, может, сначала поужинаем и освежимся, Роб? – Она назвала мужа ласкательным именем и погладила его бороду, чтобы добиться своего. – Я так проголодалась и устала с дороги.
Он помял ее ягодицы и наконец, сокрушенно вздохнув, убрал руки:
– Как скажешь, дорогая. Честно говоря, я и сам готов съесть целую лошадь.
Мириэл захлестнула волна облегчения, но беспокойство не исчезло: она лишь отсрочила момент нежелательной близости.
Они сели ужинать. Сама трапеза была скромная – ветчина, яйца, хлеб и сидр, – а вот посуда, из которой они ели и пили, была изысканной: оловянные тарелки и серебряные с позолотой чаши.
– Во Фландрии наймешь опытных ткачей, а старика придется уволить, – заявил Роберт, промокая хлебом остатки солоноватого жира и яичного желтка на тарелке.
– Почему? – Мириэл удивленно вскинула голову. – Хэм начал работать здесь еще до моего рождения.
– Вот именно. Он уже отработал свое. Неудивительно, что у твоего отчима дела шли так плохо. Старик ничего не видит, а какой толк от слепого ткача? – Он сунул в рот хлеб и принялся энергично жевать.
– Он обладает знаниями и опытом, которые может передать другим. Он может выполнять операции, не требующие особой зоркости.
Роберт покачал головой. Проглотив хлеб, он вытер салфеткой рот и руки.
– Тебе следует очиститься от хлама и начать здесь все сначала. Твои фламандцы не согласятся работать с ним: от него будут одни только неприятности. Он возомнит себя петухом на навозной куче, – на том лишь основании, что проработал здесь дольше всех.
– Хэм не такой, – возразила Мириэл. От возмущения у нее начинало гореть лицо.
– Поверь моему опыту, дорогая. Я занимаюсь торговлей двадцать пять лет, – дольше, чем ты живешь на свете. Одно дело – соблюдать честность в делах, другое – идти на поводу у своего сердца. Уверен, твой дедушка согласился бы со мной, будь он сейчас с нами.
Мириэл сдвинула на край тарелки остатки остывшей еды. Она была возмущена и – в немалой степени – встревожена. Она допускала, что Роберт прав, но мириться с его хамством не считала нужным.
– Он здесь, во мне, – отвечала Мириэл. – И я не верю, что он вышвырнул бы Хэма на улицу. Если я должна полагаться на твой опыт, позволь мне следовать и своему чутью.
Роберт откинулся в кресле и опустил веки.
– По сути, я вправе ничего тебе не позволять, – сказал он. – По закону ты – моя жена, и все твое имущество теперь также принадлежит и мне. Я вообще не обязан считаться с твоим мнением. Если захочу, могу ограничить твою свободу очагом и постелью и назначить своего человека надзирать за ткацким производством.
Мириэл побелела.
– Ты не посмеешь! – воскликнула она. От потрясения и ярости у нее закружилась голова. – Я скорее убью тебя!
– Ладно, не кипятись. – Он добродушно махнул рукой, словно урезонивая капризного, но любимого
