Что дальше? Как, интересно, она начнет? Понимают ли пришельцы по-английски?
На помощь ей пришел сам инопланетянин, спросив:
— Это ново для вас, правда?
У него был ужасный голос, по своему звучанию напоминавший динамик, в котором преобладали низкие частоты, помещенный, к тому же, в густое масло. Голос булькал и переливался, как и издававшая его плоть.
Еще ей показалось, что она где-то его слышала.
— Если вы имеете в виду меня, то да, — сказала Эйнджел и наконец взяла себя в руки, — действительно, я впервые здесь.
— До этого раза нас никогда не расспрашивали не люди.
— Я это знаю.
Наконец Эйнджел поняла, где она уже слышала похожий голос, — так говорил компьютер Ван Дайна.
— О чем мы будем беседовать?
— Я бы хотела поговорить с кем-то, кто имел отношение к компании «Ван Дайн Индастриал».
— С кем-то?
— Вы ведь имели отношение к Ван Дайну, не так ли?
— Я являюсь политическим обозревателем корпоративного союза.
— Что, черт возьми, это значит?
— Я не понимаю. У вас сложный язык.
— Что вы делали для Ван Дайна?
Существу, казалось, понадобилось время, чтобы переварить вопрос. Эйнджел поняла, что беседа окажется не простой.
— Я наблюдаю.
Эйнджел вздохнула и подперла голову руками.
— За чем вы наблюдаете?
— За политикой, средствами массовой информацией, видео. Я собираю данные, которые анализирует Октал.
«Понятно, — подумала Эйнджел, — выходит, я говорю с профессиональным бездельником. Во всяком случае, похоже на это».
На беседу с ним ей отведено всего два часа, поэтому лучше брать быка за рога сразу, не тратя попусту времени.
— Значит, вы управляли Ван Дайном, так?
— Всеми корпоративными союзами управляет Октал.
— Нет, я имела ввиду… — но не закончив мысли, Эйнджел покачала головой, — неважно, вы ответили на мой вопрос.
«Ван Дайн» была предприятием инопланетян, а это существо имело к ней непосредственное отношение.
— Ван Дайн нанимал для работы других, не из… — как там они назывались? — Расы?
— Вы имеете ввиду земные виды?
Эйнджел кивнула.
— Раса из нравственных соображений должна была привлекать для работы аборигенов.
— М-м-м? Повторите-ка это еще раз.
— Прямое вмешательство находится под запретом. Физически мы ни во что не вмешиваемся.
Из-за постоянного булькания Эйнджел с трудом понимала пришельца, поэтому не была уверена, что правильно расслышала сказанное.
— Что вы мне лапшу на уши вешаете…
— Лапшу?
— Вы, полужидкие ублюдки, на пятьдесят процентов виноваты в том, что мы оказались в этом дерьме. Повсюду мятежи и вооруженные восстания…
Эйнджел перевела дух, ей нужно было срочно успокоиться. Сказывались напряжение последних дней и бессонная ночь, и она уже не владела собой. К тому же из-за аммиачного запаха, источаемого тварью, она чувствовала признаки приближающейся мигрени. Это обстоятельство никак не могло улучшить ее самочувствия.
— Вы не понимаете. Раса занимается только перераспределением ценностей в свою пользу. Любая Раса, которая превышает свои полномочия, находит свой конец. Это закон.
Эйнджел вдруг очень захотелось, чтобы правительство как можно скорее приняло какую-нибудь программу против инопланетян. Несмотря на трудности, связанные с пониманием этой булькающей словесной каши, суть сказанного она все же уловила.
— Ладно, давайте повторим это еще раз. Итак, все, что Раса делает, называется «перераспределением ценностей», правильно?
— Мы не причиняем никакого вреда живым организмам…
— Но вы тянете соки из нашей экономики?
— Мы анализируем социальную структуру и подпитываем те переменные величины, которые дают желаемый нам результат.
Она вспомнила свой разговор с социологом Стивом во время полета. Эти существа управляли общественно-политической структурой всей планеты, подобно исполинской компьютерной программе. Согласно графикам, выведенным социологом, их деятельность на земле началась на стыке веков.
— И какого желаемого результата вы достигли?
— Наши устремления направлены на то, чтобы ни у какого общества не возникло ни социальных, ни политических, ни технологических предпосылок для желания покинуть пределы солнечной системы.
Эйнджел задумалась, призывая на помощь все свои исторические познания о событиях последних пятидесяти лет. Результат оказался неутешительным.
— Значит, ваши люди заняты только тем, что подкупают наших политиков, правильно?
— Мы субсидируем подходящих людей и организации.
— Вы говорите о террористах?
Помолчав минуту, существо проговорило:
— Мне трудно понять смысл различий между отдельными политическими терминами, которые вы употребляете в своей речи. Мы субсидируем подходящие для наших целей подразделения, чтобы манипулировать политической структурой.
— Господи всемилостивый, вы подкупаете террористов и еще утверждаете, что не причиняете вреда живым организмам?
Бесформенная, студенистая масса, сидевшая напротив нее, не показывала никаких эмоций.
— Сколько войн было развязано по вашей вине?
— Войн?
Эйнджел вскочила на стул, но сдержалась и повторила спокойно:
— Война. Это «перераспределение ценностей» в Азии, например, когда Токио с лихвой хлебнул ядерного коктейля, — вот что это такое.
— Прошу прощения. Еще раз мне трудно разобраться с тем, какое определение вы даете разборкам между различными политическими союзами. У вас очень трудный язык.
— Ладно, к какому количеству «разборок» имеете отношение вы?
— За все время моей деятельности на Земле я не припомню ни одних крупных переговоров между политическими союзами, которые бы противоречили конечной цели нашей программы.
Эйнджел обмякла и медленно опустилась на стул.
— Вы говорите обо всех…
— Я не знаю подробностей операции в Азии. Но до момента нашего пленения ни одни политические переговоры не закончились для нас неблагоприятно. Следовательно, могу утверждать, что азиатская операция прошла успешно.
— Ваши «переговоры» убили сотню миллионов людей, — прошептала Эйнджел.
