— Разве это плохо, когда человек страдает из-за большой любви?
— Это не плохо, но опасно. Любые слишком сильные эмоции плохи тем, что мы попадаем в зависимость от них. Любовь, гнев, зависть, ненависть, ревность, месть — целый букет сильных чувств, которые начинают диктовать нам другое поведение, изменяя наш образ жизни.
— Вы не верите в любовь?
— Я не верю в гармонию, — вздохнул он.
— В каком смысле? — не поняла Сабина.
— Мы приходим в этот мир одни и уходим в одиночку. Я только что вспомнил о своей матери. Даже прожив рядом с мужчиной больше полувека, она остается одна и живет воспоминаниями. Гармония невозможна. У каждого из нас в сердце свое убежище, куда мы никого не пускаем, даже самых близких людей. И есть свое кладбище, где хранятся портреты только самых родных людей. О существовании которых ваш партнер может даже не подозревать. Вы знаете, почему я абсолютно убежден, что Паушкин не мог интересовать Алдону ни в каком качестве? Дело даже не в том, что она стала супругой вице-президента банка, а он по ее параметрам был мелким клерком. Дело в том, что она могла рассказывать о нем и своему мужу, и своему возможному любовнику. Значит, она не ценила эти чувства, не берегла их и совсем не уважала Паушкина. Такой человек не мог стать новым героем ее старого романа. Вот почему я был уверен, что несчастного Паушкина просто подставляли под гнев вашего дяди.
— Значит, вы не верите в любовь, — вздохнула Сабина.
— Вы меня не поняли. Я верю в любовь, но не верю в идеальную гармонию. Мы все слишком разные. Каждый в ответе сам за себя. И у каждого своя жизнь, даже если мы проживаем ее рядом друг с другом.
— Все равно обидно, — ответила она.
— Вы так говорите, словно вам пятнадцать, а не тридцать пять.
— В пятнадцать я была максималисткой, но после развода стала совсем другой. Наверно, более мудрой. Или более рациональной. Сколько раз я встречала мужчин, которые могли мне понравиться. И каждый раз что-то отталкивало меня от них. У одного была нечищенная обувь, другой был плохо выбрит, третий был невыносимо скучен.
— При желании можно найти недостатки у любого человека, — усмехнулся Дронго.
— Я это сейчас делаю, — сообщила она.
— Что именно?
— Ищу ваши недостатки.
— Тогда понятно. Нашли?
— До этой минуты нет. Но вы меня разочаровали. Вы не верите в любовь.
— Я же вам объяснил.
— А свою жену вы любите?
— Конечно.
— Говорят, что она итальянка?
— Да. Из древнего рода князей Вальдано.
— Я ей немного завидую.
— Боюсь, что не стоит. Представьте меня в качестве идеального мужа. Не получится. Я мотаюсь по странам, вмешиваясь в какие-то дела, провожу частные расследования и этим зарабатываю себе на жизнь.
— Судя по квартирам в Москве и в Баку, вы не очень нуждаетесь…
— С голода я, конечно, не умираю. Но дело даже не в этом. Я как вечный жид, обречен на одиночество. И моя жена это, похоже, уже давно поняла. Мне комфортнее, когда они там, а я здесь. Один и независим, иначе я буду слишком зависеть от них и не смогу ничего сделать. Помните «Крестный отец»? Как сказал дон Карлеоне. «Обычно бьют по самым близким людям». Вот так.
— Мне даже стало ее жалко.
— В таком случае пожалейте меня.
— Можно вопрос?
— Конечно.
— Учтите, что этот вопрос вам задаст Сабина Корренс, а не Сабина Абасова. Разницу вы понимаете?
— Улавливаю.
— Что бы вы сделали, если бы я сейчас поднялась и сняла свой халат. Только честно. Глядя мне в глаза.
Он отвел взгляд. На такие вопросы у него не было ответов.
— Это нечестно, — сказал он, — вы же знаете, что это нечестно. Моя мама дружила с вашей бабушкой, я занимаюсь делом вашего дяди…
— Вы не ответили на мой вопрос. Его задала Сабина Корренс, гражданка Германии и разведенная жена Хайнца Корренса.
— Я все понимаю. Но если честно… я бы принес вам другой халат. Арабский. Может, в нем вы были бы похоже на арабскую женщину.
— Не хотите отвечать. У нас ведь с вами не такая большая разница.
— Не хочу. И вы должны меня понимать. Я не тот мужчина, который может вести себя как-то иначе. Это было бы подлостью с моей стороны. Воспользоваться ситуацией. Давайте сначала разберемся с тем, что с нами происходит, а потом будем решать наши личные проблемы.
— Вы боитесь?
— Да. Боюсь, что у нас не будет времени на подобные «игры». В любой момент могут позвонить и нам придется ехать к вашему дяде.
— Вас беспокоит нехватка времени? — настойчиво спросила она.
Он подумал, что она слишком хороший юрист. И уяснив главную тему разговора, уже не дает ему свернуть в сторону.
— Меня беспокоят наши отношения, — признался Дронго, — и вы должны понимать, что меня только называют Дронго. В жизни у меня есть имя и фамилия, которые не позволяют вести себя столь неподобающим образом.
— Ясно, — кивнула она, — теперь вы меня убедили. Будем считать, что мой сеанс соблазнения не состоялся. Не беспокойтесь, вам не придется искать арабский халат. Меня вполне устраивает и этот.
— В другое время и в другом месте я счел бы за честь ваше предложение, — пробормотал Дронго, — но не у себя в доме и не сегодня. Сейчас мы поедем в квартиру вашего дяди. Я уверен, что звонок может раздасться в любой момент.
Телефон словно услышав его слова, позвонил. Но не ее телфон, а его. Оба улыбнулись.
— Пришел час вашего избавления, — лукаво заметила Сабина.
Он достал аппарат. Это был Вейдеманис.
— Что случилось?
— Ты уже взял распечатку? — уточнил Эдгар. — Я послал ее вместе с Кружковым. Он оставит ее внизу.
— Нет, не взял. Сейчас позвоню, чтобы мне ее подняли. Что-нибудь новое есть?
— Сегодня ей несколько раз звонили с одного телефона. И этот же телефон звонил ей в Санкт- Петербург восьмого и девятого. Но это другой номер, не засекреченный. Мы проверили по нашим данным, и ты не поверишь. Знаешь, кому принадлежит этот телефон?
— Неужели Президенту России?
— Не шути. Юрию Юницкому. Это известный актер.
— Какой актер? — не понял Дронго.
— Ты совсем отстал от жизни. Не смотришь российские сериалы?
— Я вообще включаю телевизор только на новостные каналы.
— Юницкий известный актер. Очень популярный. Ему под сорок и он считается своебразным секс- символом молодого поколения. Кажется, Алдона раньше встречалась именно с Юницким, но потом вышла замуж за Ахмеда Абасова.
