выскочила на улицу.
Ленка не почувствовала утреннего холода, пронзившего ее тело, и даже не ощутила, что босая ступает по мокрой осенней траве.
Она ничего этого не заметила, потому что глаза ее видели только Николая Николаевича, стоявшего к ней спиной на лестнице-стремянке и заколачивающего окна дома. Как завороженная следила Ленка за его неистовой рукой с топором, которая размеренно ходила туда-сюда и била наотмашь, вколачивая гвозди в старые бревна. Одна за другой доски неумолимо ложились поперек окон.
Ленка подняла голову вверх – все четыре ее любимых балкончика, которые выходили на четыре стороны света, были уже заколочены. Это особенно сильно ее опечалило.
– Дедушка, – крикнула Ленка, – что ты делаешь? Николай Николаевич оглянулся, увидел испуганную стриженую Ленку в длинной белой рубахе, босую и какую-то легкую, летящую, в его возбужденном сознании мелькнуло: «Совсем как Машка!» – и крикнул ей:
– Еще гвоздей!
– Ты уезжаешь? Со мной? – спросила Ленка, не трогаясь с места. – Ты бросаешь свой дом?!
– Кому говорят – еще гвоздей! – Он так повелительно крикнул, что ее как ветром сдуло. – И оденься! Сумасшедшая!
Когда Ленка одевалась, то у нее зуб на зуб не попадал. Нет, не от холода, а оттого, что дедушка решил все бросить и уехать с нею.
Решил бросить свой город!
Свой дом!!
Свои картины!!!
Ленка схватила ящик с гвоздями и поволокла его к дедушке. Николай Николаевич взял из ящика гвозди и заколотил два последних окна.
Дом Бессольцевых снова оглох и ослеп.
Николай Николаевич, тяжело ступая, слез со стремянки.
Ленка ткнулась ему в грудь и заревела.
Теперь, когда работа была закончена, он как-то протяжно вздохнул – он боялся, у него не будет сил взглянуть на свой заколоченный дом.
– Ну хватит! – сказал Николай Николаевич. – Что мы с тобой, как два дурачка, разревелись у всех на виду! Мы что, хороним кого-нибудь?.. Наоборот – мы живы! Мы живем на полную катушку! Мы совершим еще что-то замечательное!
Потом, наскоро позавтракав, отключили электричество и газ, перекрыли воду в садовой колонке и закрыли все двери на замки. Погрузили два чемодана и мешок яблок на садовую тележку. Сверху Николай Николаевич положил картину, аккуратно завернутую в старое полотенце, вышитое крестом еще бабушкой Колкиной, – это была их «Машка». И они пошли на пристань, подгоняемые внутренней тоской, которую оба старались скрыть друг от друга.
– Дедушка, – сказала Ленка, помогая Николаю Николаевичу везти тележку, – ты здорово придумал с «Машкой». – Она схватила картину: – Лучше я ее понесу. Повесим ее на самое видное место. И нам не будет скучно. Посмотрим на Машку и все картины вспомним. – Заглянула ему в глаза: – Правда, дедушка?..
– Правда, Елена! – ответил Николай Николаевич и чему-то рассмеялся.
– А чего ты смеешься? – не поняла Ленка. – Что радуешься?
– У меня для этого масса причин, – возбужденно ответил Николай Николаевич. – Сейчас сядем на катер, и я тебе их подробно изложу.
Вот тут-то они и услышали знакомые тревожные крики:
– Держи! Держи-и-и-и!
Следом раздался свист и улюлюканье погони. Ленка привычно втянула голову в плечи. Николай Николаевич заметил это и спросил:
– Ты что, опять испугалась? Забыла, какая ты храбрая?..
Ленка кивнула, прислушиваясь к приближающимся крикам.
– А ты не забывай, – строго сказал Николай Николаевич.
– Я стараюсь, – сказала Ленка.
Она приготовилась к встрече с несокрушимой Железной Кнопкой и ее дружками. А что, если они сейчас устроят ей «почетные проводы», будут кричать на нее «Чучело» на виду у всех пассажиров катера?.. Что тогда? Легкий озноб прошел по ее телу, но все же она собралась и твердо решила: если они это сделают, то она бросится драться. Она не отступит. Нет, не отступит!..
– Подержи, пожалуйста! – Ленка отдала Николаю Николаевичу сверток с картиной и медленно, как- то по-новому, откинув голову назад, пошла навстречу приближающимся крикам.
Но затем произошло нечто неожиданное – она увидела бежавшего Димку! А следом за ним, во главе с Мироновой и Лохматым, вылетел почти весь шестой класс – может быть, человек двадцать, – они гнали Димку! А она испугалась – вот смешно.
Димка бежал неловко, трусцой, как курица с подбитым крылом, прижимаясь к забору, чтобы его меньше было видно, и поминутно оглядывался назад с побелевшим от страха лицом. Зато у преследователей глаза горели яростным огнем, щеки пылали нервным румянцем людей, которые имели право на подлинный гнев.
Кто-то схватил Димку за руку, кто-то подставил ножку. Он упал, тут же вскочил, вырвался из цепких рук преследователей и побежал дальше, сверкая пятками.
Все шквалом пронеслись мимо Николая Николаевича и Ленки, не замечая их.
Они кричали:
– Держи его!..
– К школе! Гони к школе!..
– Попался, гад!..
Они исчезли так же быстро, как и появились.
– Дедушка, – одними губами произнесла Ленка, – значит, Димка все-таки сознался?
– Выходит, сознался, – ответил Николай Николаевич.
– А что теперь будет? – спросила Ленка, уставившись на Николая Николаевича испуганными глазами.
– Что будет? Теперь они из тебя сделают героя.
– Да?.. – Ленка откровенно засмеялась. – Что же мне делать?
– Ну, играй победу! – Николай Николаевич почему-то с грустью и удивлением посмотрел на Ленку. – Ну, торжествуй!
– Я сбегаю, – сказала Ленка, – посмотрю…
– Не надо, Елена! – попросил Николай Николаевич. – Лежачего не бьют.
– Но я торжествую! – почему-то с вызовом крикнула Ленка. – Я играю победу!
– Елена, подожди! – попытался остановить ее Николай Николаевич.
Но Ленка не послушала его и бросилась следом за ребятами к школе.
Николай же Николаевич неловко потянул тележку, перевернул ее – чемоданы, мешок с яблоками и картина упали. Он быстро поднял тележку, сложил все обратно, откатил ее в сторону, взял картину и заспешил за Ленкой.
Ленка вбежала в класс, когда Димка под натиском ребят, спасаясь от них, взобрался на подоконник.
– Бей его! – заорал Валька и схватил Димку за ногу, чтобы стащить с подоконника.
– Не примазывайся! – с презрением оборвала его Железная Кнопка. – Не суйся к нам со своими грязными руками!
Лохматый саданул Вальку, и тот отскочил в сторону. А ребята стали медленно наступать на Димку, как когда-то наступали на Ленку.
– Пустите меня! – крикнул он. – А то я… – он беспомощно оглянулся в поисках спасения, – выпрыгну в окно!
– Не выпрыгнешь! – сказала Миронова. – Ножку сломаешь, а это больно.
